Обман

Этот адвокат защиты словно потерял все берега, нечто в высшей степени тревожное было и в его поведении, и в ходе его мыслей. Он был бородат, как Моисей в пустыне, а его глаза – крошечные за толстыми стеклами очков – сверкали фанатичным блеском. В каждом возникавшем споре он проявлял качество, более всего пугавшее миссис Туше, от которого, как она надеялась, закон был благополучно избавлен: чувствительность. Но чаще всего у него возникало одно чувство: ярость. Он упивался ею. Иезуиты и католики всех мастей разъяряли его, как и «истеблишмент», «представители прессы», «судейские в париках», «продажное правительство» и масса других весьма эксцентричных групп: «лживые моряки», «уоппингские сапожники», «французы-извращенцы». Любой рациональный довод, предложенный вниманию суда, он, казалось, мог обессмыслить и извратить, бравируя собственным извращенным умом. Хоукинс вызвал на свидетельскую кафедру одного за другим сорок восемь жителей Уоппинга, каждый из которых узнал Претендента и назвал его Артуром Ортоном. Кенили умудрился отыскать пятьдесят восемь свидетелей из тех же самых мест, которые категорически опровергли эти утверждения. Он так измучил капитана Энджелла – кто был знаком с родителями Ортона и лично встречал Артура в Хобарте, – что тот под конец сдался:

– Я полагаю, мистер Кенили, это вполне возможно, он мог и не знать, что он Артур Ортон. То есть я хочу сказать: он мог просто забыть, кто он такой… В истории мира случаются такие вещи, когда человек не знает, кто он такой!

Это поразило миссис Туше и навело на блестящую философскую идею. Но мистер Кенили вскочил, точно участник застолья, провозглашающий тост:

– Человек, который не знает, кто он такой, ваша честь? Можно ли такое представить в наших самых невообразимых измышлениях?

И в этот самый момент, внезапно, она узнала его!

Кенили!

Ирландец, поэт! Друг Магинна? Ну да! Восторженный стихоплет из Корка! Как же он изменился! С бородой, в очках, с тонкими губами, обвисшими щеками, безумными глазами – да может ли быть такое? От его молодого лица и следа не осталось. Рыжие волосы поседели. Появилось брюшко. Но это был он. Она стала рыться в памяти. Кенили. Эдвард Кенили. Из Корка. Эксцентричный, неугомонный. Изучал древние языки. Сочинял раздумчивые невразумительные стихи, исполненные мистицизма. Потом разочаровался в писательстве – она и это помнила – и стал гнушаться литературных сборищ. Перестал приходить в их дом на ужины. Исчез из поля зрения. Много лет спустя с ним был связан какой-то скандал… Теперь уж она и не могла вспомнить, какой. Когда вернется домой, надо будет спросить Уильяма. Что еще? Когда же она видела его последний раз? Наверное, лет двадцать назад. На вершине Парламентского холма[137]. Вид у него был странный, ей показалось, что она заметила торчащие концы двух воротников, и сейчас вспомнила, о чем подумала тогда: «Похоже, он заложил в ломбард свое пальто и теперь спасался от холода, надев сразу две рубашки». И, сжалившись над ним, она согласилась, чтобы он проводил ее через лес, и всю дорогу выслушивала его рассказ, который он излагал в свойственной ему горячечной и самозабвенной манере. Чудной был монолог: о мире, низвергавшемся во тьму каждые шестьсот лет, подчиняясь некоему циклу, и всякий раз люди ожидали пришествия духовного посланника, который должен принести им свет, – да-да, именно так. По древнему пророчеству, таких посланников насчитывалось двенадцать. Одиннадцать уже приходили: среди них Будда, Мухаммед и Иисус. Суть же дела состояла в том, что следом за пришествием последнего случится апокалипсис. И к тому моменту, как они дошли до Госпел-Оука[138] – если только память не подводила миссис Туше – он прозрачно намекнул, что она шла рядом с этим двенадцатым…

Она развернулась на скамье к Саре, чтобы сообщить ей об этом удивительном совпадении. Но в те давние дни жизни в Кенсал-Лодже, с литературными ужинами и портвейном, новая миссис Эйнсворт была еще ребенком, а может быть, даже еще и не родилась. Она повернулась обратно и сложила руки на коленях. Надо будет рассказать Уильяму, когда вернется домой. Он поймет. Он всегда все понимал. Их связывало проверенное временем дружество, и это, по мнению миссис Туше, были самые тесные отношения, какие только возможны в этом падшем мире. Окруженные двумя бесконечностями пустоты, они сосуществовали в почти одинаковых пространствах бытия. Они очень долго знали друг друга. У нее перед глазами все еще стояло его молодое лицо. А он, слава богу, еще отчетливо помнил и ее молодое лицо.

13. Только половина истории

Она чуть не бегом поспешила через весь дом в сад. Уильям сидел в тени яблони, держа в руках фолиант. Когда она приблизилась, на железный столик между ними села сорока. Ее опередила Сара и, сняв шляпку, отсалютовала ею птице:

– Привет, мистер Сорока, как поживает ваша женушка?