Обман

– Хорошо сказано, сэр! Очень хорошо! А что же стряслось с «Республиканцем»? Мы все так любили его в те далекие деньки нашей юности, когда у всех были горячие головы, и тем не менее он как-то выдохся… Похоже, такое происходит со многими периодическими изданиями – а почему, кто знает? Но вот мой «Бентлиз» крепко стоит на ногах, уверяю вас! Кстати, говоря об этом, знаете ли, я должен обсудить с Чарльзом одно дело…

Миссис Туше и Теккерей наблюдали, как на другом конце комнаты Уильям зажал Чарльза в углу. Она буквально кожей ощутила, как Теккерей зашелся возмущением и из него словно дым повалил.

– Выдохся? Да правительство его задушило налогами! Это была осознанная политика подавления!

Миссис Туше решила выказать несогласие:

– Мой кузен – милый и щедрый человек, мистер Теккерей, но политика – не самое сильное его место.

– А что именно является его сильным местом?

Миссис Туше промолчала. Теперь кое-кому другому пришел черед покраснеть.

– Простите меня, миссис Туше, я, кажется, слишком много выпил. Он же ваш кузен. Ваш кузен делает успехи, с какой стороны ни посмотри, гораздо большие, скажем, чем я. Так что никакая критика не может нанести ему вред.

– Может быть, и так, но вы же считаетесь его другом.

Она видела, как он сделал глубокий вдох. Этот человек был из тех, кто считал своим долгом говорить правду всегда и обо всех, независимо от того, насколько эта правда оказывалась неприятной другим. Она таких людей ненавидела.

– По моему мнению, миссис Туше, если позволите говорить с вами откровенно, я считаю, что вы сразу разобрались, в чем проблема. То, что мы по глупости своей называем «литературной сценой» – сразу скажу, что это смехотворное, избитое выражение, – на самом деле живет по принципу «умасли меня, и я умаслю тебя!», что всякий раз делается во имя дружбы! Мне прискорбно это говорить, но наш дорогой Эйнсворт… Что ж, во‑первых, он слишком легко путает титул с талантом. Чуть ли не каждая публикация в «Бентлиз» принадлежит перу леди Такой-то или сэра Такого-то. И каков результат? Чепуха, которую невозможно читать. И я не понимаю, кто вообразил, будто подобным образом редактируемый журнал будет выдающимся, если сам редактор совершает так много оплошностей…

Миссис Туше крепко обхватила свой бокал – она уже выпила два полных бокала, – но Теккерей так и не завершил крайне неприятную ей фразу.

– Простите меня! Я и впрямь выпил лишнего.

– Вы сказали то, что вправе говорить в свободной стране. Прошу вас, закончите мысль.

– Ну, это же не самая ужасная критика – я только хотел сказать, что… ну, возможно, ваш кузен слишком часто путает информацию и интерес. Что особенно заметно в последней книге.

Миссис Туше вздохнула и промолчала. В прошлом она бросала читать романы Уильяма ближе к концу или дочитав до середины, а однажды даже отложила книгу уже после второй главы. Но до сего дня она ни разу не испытывала разочарования уже на первой странице.

– Я приезжал в Кенсал ДВАЖДЫ на прошлой неделе. И ВСЯКИЙ РАЗ мне говорили, что тебя НЕТ ДОМА!

Миссис Туше обернулась, чтобы понять, откуда доносились громкие голоса, и вопреки своим ожиданиям увидела не мистера Форстера и Крукшенка, а Крукшенка и Уильяма, причем автор сидел сгорбившись на стуле у окна, а художник нависал над ним.

– А меня и не было. Я был здесь, Крукшенк, я писал! Джордж, мне очень жаль, если ты сердишься, но мы не заключали контракт на «Святого Павла», и если к тебе обращается «Санди таймс», то ты, естественно…

– Мы же ударили по рукам, сэр! И этого всегда бывает достаточно для любого достопочтенного джентльмена, чтобы считать контракт заключенным! Если только он не какой-нибудь ОБМАНЩИК!

Миссис Туше, почуяв опасность, внезапно встала и предложила тост за молодую королеву.

– Хорошая мысль, миссис Туше! За королеву!

– И за новую принцессу!

– Хорошо сказано! Тост за молодую королеву и ее новую принцессу и за здоровье и славу нашего королевства!

– Предлагаю поступить еще лучше – давайте споем этот тост!

Все молодые литераторы вскочили из-за стола и воззрились на портрет королевы Виктории. Раскрасневшись от выпитого вина, хватая друг друга за локти, они душевно запели о том, кем британцам никогда не стать.

15. Первая страница «Лондонского Тауэра»