«Говорили, что Нэнс Редферн была очень миловидная молодая женщина; но ни ее красота, ни ее молодость, ни ее пол не произвели никакого впечатления на озверевшую толпу, давно привыкшую к таким жестоким и унизительным зрелищам, чтобы почувствовать нечто иное, помимо дикарского восторга этим действом, когда их соплеменников подвергали вопиющим истязаниям, и единственным оправданием их варварству могла служить твердая вера, что они имели дело с ведьмой».
Это сцена утопления ведьмы. Ситуация, вполне соответствующая интересам Уильяма и его талантам, какие уж у него были. Запястья стянуты ремнями. Мокрая тряпица во рту. Низвержение в глубину. Но через тридцать страниц уже тонул ее кузен. Ему всегда нравилось изображать сцены пыток и физического принуждения, но здесь они были лишены свойственной ему романтичности и показной ажитации. Они были просто садистскими. Только кровь, только мучения. И уж чего она никак не ожидала, так это морализаторства:
«И когда даже в наши дни разыгрывается такое множество омерзительных сцен в угоду звериной жестокости толпы, когда чернь столь благосклонна к боксерским поединкам, а несчастных животных стравливают, чтобы они рвали друг дружку на куски, нет ничего удивительного в том, что во времена менее просвещенные и утонченные практикуются еще более отвратительные жестокости».
И зачем ему, скажите на милость, заимствовать этот тон у Чарльза, что его заставляет делать такой выбор?
24. За кулисами
«Я управляю упадком». Так думала миссис Туше, починяя свою одежду. Истончившийся креп нуждался в новой подкладке, бумазея – в заплатках, чулки штопаные-перештопаные – и все это требовало времени. И почему она не могла целыми днями носить одно и то же черное платье? Почему бы ей не ходить по дому голой или не надевать многочисленные костюмы Уильяма, которые давно стали ему узки? Вместо того ей приходилось исхитряться и продлевать жизнь этим последним приметам молодости, еще не утратившим былой красоты. Покуда не придет наконец старость и не избавит ее от этих утомительных манипуляций.
А в газетах она читала о прямой противоположности упадку – о революциях! В Италии, Франции, Германии, Дании, Польше! Она каждое утро высовывала голову из окна своей спальни в предвкушении оглушительной новости. Но всякий раз ее взору представала сонная Хэрроу-роуд и запрудившие ее армии овец. Неужели Англия обладала иммунитетом против революций?
В сентябре в особняк Кенсал доставили любопытное письмо от Кроссли, адресованное им обоим:
«14 сентября 1848 года
Дорогие Уильям и Элиза!