Обман

– Единственную петицию, которую я бы подписала, – произнесла Эмили с благочестивым выражением на лице, – так это за то, чтобы бедному мистеру Боглу вернули его ежегодное содержание. Но это моя забота. Я слишком мягкосердечна.

– Нет ничего плохого в мягком сердце, Эмили, – наставительно заметила миссис Туше, – но, боюсь, чтобы помочь нашему мистеру Боглу, одной только петицией не обойтись.

Ее кузен широко раскрыл глаза, так что в уголках возникли треугольнички морщинок.

– Каждый живой человек в наши дни, как кажется, занят составлением петиций в парламент на ту или иную тему. А я вот сижу за письменным столом и кропаю романы…

– Так то ты… – вздохнула Сара. – Ты занят тем, что важно для тебя. На следующей неделе в Баркинге состоится митинг в поддержку Кенили, «Грандиозный митинг негодования» – так он называется. Но я в тот день буду у портнихи, да и Баркинг находится слишком далеко отсюда, естественно. А иначе я бы поехала.

В этом новом расширявшемся мире тичборнизма шла странная борьба, в которой постоянно сопоставлялась и проверялась на прочность приверженность общему делу у миссис Туше и у Сары, и в процессе этого сопоставления выяснилось, что энтузиазм обеих постепенно выветривался. Сара, помимо этого, была еще озабочена нескончаемой скорбью королевы. А домочадцы, слыша по ночам скрип пера миссис Туше, догадывались, что она сидела за письменным столом и писала в своем дневничке, но никто не знал, о чем именно.

– Не хочешь туда съездить, Элиза?

Прежде чем миссис Туше успела ответить, Фанни нагнулась к отцу и нежно поцеловала его в лоб.

– Мы рады, что ты кропаешь! – прошептала она.

36. Грандиозный митинг негодования!

Из логова вылез лев свободы!

Вокруг него сплотятся народы!

Миссис Туше узнала этот старый чартистский[169] клич. На высокой сцене сидели Кенили, Эндрю Богл, мужчина, которого она не знала, и мистер Онслоу, по мнению миссис Туше, внешне сдавший и павший духом, сидел чуть поодаль, тем самым позволив Кенили оказаться в центре внимания. Присутствовавшие радостно приветствовали Кенили – как нового лидера движения. Люди вокруг нее держали над головами новые и довольно странные лозунги:

Дураки и фанатики за Кенили!

ВЕРИМ ЧЕРНОМУ БОГЛУ

Никаких прививок от оспы ребенку бедняка

Я ЖЕНИЛСЯ НА СЛУЖАНКЕ

Каждому из присутствовавших передали экземпляр «Инглишмена», где все статьи, насколько она могла судить, были написаны Кенили. В ожидании речей она прочитала заметку о «Лгущих газетах». Разве это не подозрительно, вопрошал автор, что британские газеты бесконечно пишут о рождении никчемных принцев и принцесс, но вы никогда и слова не прочитаете о манифестациях в поддержку Кенили и Тичборна, которые происходят по всей стране? В Лестере, и в Манчестере, и в Пуле? Но за этой прекрасной колонкой антимонархической направленности следовал злобный антикатолический выпад. Миссис Туше сложила «Инглишмена» и сунула поглубже в карман.

– Это Джон де Морган, – представил Генри незнакомого ей джентльмена. – Он возглавляет Союз воззваний за освобождение Тичборна. Он лично направил в парламент петицию в поддержку Тичборна. Вам следует послушать его внимательно, миссис Туше. Он считает, что земля принадлежит народу. Он – выдающийся защитник народа!

Забавный человечек. Кудельки обрамляли лицо, похожее на мордочку беспокойного лесного зверька. Если бы Сара была с ней, она бы сказала, что он смахивал на бобра. Но говорил он смело и довольно связно, чего миссис Туше так не хватало в речах Кенили. От вопроса о спорном владении земельными угодьями Тичборна он элегантно перешел к земельному вопросу in genere[170] и к вопросу об общественных землях, в частности. Кто имел на них права? И что с ними станет? И какими правами обладает гражданин по причине их наличия? Или по причине их отсутствия? Он довел миссис Туше до слез, когда процитировал Джона Болла: «Когда Адам пахал, а Ева пряла, кто был тогда дворянином?»[171].

Толпа встретила эти слова радостным ревом, и, вдохновившись поощрением слушателей, де Морган немного рассказал о себе. Он был ирландцем и радикалом с детства. Он основал в Корке отделение Международной ассоциации рабочих Маркса[172] и по этой причине был изгнан из Ирландии. Теперь его называли «гражданин де Морган», но любой дурак или фанатик мог называть его просто Джон!

Охваченная энтузиазмом толпа едва не сбила миссис Туше с ног, но Генри ее удержал. Она заметила, как сидевший на сцене Кенили заерзал на стуле и его лежавшие на коленях руки сжались в кулаки. «Одиозный немец – не один из его пророков», – подумала миссис Туше. А вслух произнесла:

– Боюсь, на этой сцене двум людям из Корка слишком тесно!

Но Генри ничто не могло заставить рассмеяться, никакая шутка. Он недовольно хмурился на протяжении всей речи Кенили, который вещал: