– Я был рожден, чтобы стать королем над людьми! Мой дух существовал миллионы лет! И в форме осязаемого существа он сыграл множество ролей! Я уверен в этом так же, как и в том, что под ногами у меня земная твердь! – и когда тот завершил речь, молодой Богл совсем приуныл:
– Этот человек не в своем уме. Бедный отец!
А старый Богл, услышав эти слова, тронул артритными пальцами сына за щеку:
– Мы уже и так долго тут пробыли, Генри. Побудем и дальше.
После того как его отец произнес речь и толпа начала расходиться, Генри вдруг загорелся желанием остаться и побеседовать с де Морганом в надежде заручиться новым сторонником. Старый Богл бодро улыбнулся и прислонился к стене. Есть вещи, в которых с молодыми лучше не пререкаться.
– Я провожу твоего отца домой. Ему больно, Генри.
Миссис Туше на улице остановила кеб и спокойно выдержала недоуменно-насмешливый взгляд возницы. Они сели рядом, лицом к лошади.
– И что вы обо всем этом скажете, мистер Богл? Как думаете, его освободят?
Богл повернулся к ней, все еще улыбаясь. Их колени соприкоснулись.
– Для меня было бы хорошо, если бы так случилось. Будет плохо, если не освободят. Да и так уже все плохо. Денег больше нет.
У нее вдруг появился повод поинтересоваться у него, во что он сам по-настоящему верил. Но что-то в его улыбке удерживало ее задать такой вопрос.
– И что вы теперь будете
– О, думаю, я буду делать то, что должен, миссис Туше. Буду выживать всеми доступными мне способами. Это то, чем мой народ всегда и занимался, если вы понимаете, о чем я.
Услышав словосочетание «мой народ», она на мгновение умолкла, как это всегда случалось. Но при этом подумала, что да, она его поняла. Он действовал неявно, исподтишка. В точности как она.
– Мы скоро окажемся на другом берегу реки, миссис Туше?
– Нет, мистер Богл, сейчас мы на севере, а значит, на правом берегу. Нам нужно двигаться на запад…
Да кто же она, в самом деле? Ее народ – это кто? Кто ей близок? Ланголленские леди. Но еще есть – и всегда был – Уильям. И вот теперь у нее возникло странное чувство к Боглу. Когда-то она была лучшей подругой для Френсис, была женщиной-музой для Уильяма и, возможно, в какой-то воображаемой утопии, даже могла бы найти общий язык с таким умником, как Богл, который, похоже, жил так, как она всегда мечтала, – а именно, не питая иллюзий. Каково бы это было – знать имена всех этих разных людей и устремления своей души? Но ведь у нее было имя – миссис Туше! Она высунулась из окошка кеба и попросила возницу поехать мимо вокзала Кингс-Кросс, потом снова откинулась на бархатное сиденье, нащупала в кармане четки и всю оставшуюся дорогу корила себя за гордыню. Все наши имена даны нам временно, напомнила она себе. Это лишь символы того, чего даже вообразить себе нельзя. Они могут оформить явления и предметы слишком крупные, чтобы их можно было узреть, но никогда не могут дать полное описание тайны.
– Я вам кое-что скажу, миссис Туше. Я
На другой стороне улицы возница кеба слез со своего сиденья и благим матом орал на уличного разносчика, в чью повозку он едва не врезался.
– Если вы на улице кому-то наступите на ногу, он начнет извиняться перед
Миссис Туше рассмеялась своим громким, далеко не женственным смехом. В другой жизни этот необычайно занятный мужчина мог бы стать для нее отличной парой. Но нам дается лишь одна жизнь.
37. После Хакни-Даунса, 11 декабря 1875 года