18. О жестокости и изменчивости
Граф, которого ненароком занесло в область моральной философии, почувствовал себя обязанным разрядить обстановку. Он принялся уговаривать леди познакомить всех «
– Что ж, вот что получилось вчера: «
Уильям расхохотался.
– Какая же я, должно быть, посредственность! Потому что у меня огромное количество друзей!
Леди Блессингтон засмеялась, и граф тоже засмеялся, но миссис Туше и Диккенс, прежде чем успели засмеяться, совершили ошибку, взглянув друг на друга.
– А у вас, юный Диккенс, я уверена, имеются одни лишь враги, – промурлыкала леди Блессингтон, чем вызвала новый взрыв смеха – у всех, кроме миссис Туше. Она не сводила глаз с этого хамелеона Мэгги Пауэр. Как же молниеносно та превращалась из ирландской бандерши в утонченную светскую даму, из кокетки – в леди, из матушки – в любовницу и обратно! Ей вспомнились строки из «Дон Жуана»:
…Она пленяла всем – и красотой, И грациозной лаской обхожденья. Мы часто называем пустотой Изменчивость такого поведенья, Рождаемого светской суетой. Искусство лжи ведь редкое явленье; Порою даже просто не поймешь – Где искренность, где искренняя ложь?[64]
19. Le Monde Bouleversé[65]
Миссис Туше срочно понадобилось глотнуть свежего воздуха. Может ли сделаться дурно от переизбытка ума? Она сослалась на головную боль, быстро поднялась и, не дожидаясь, когда кто-нибудь изъявит желание ее сопровождать, вышла из дома и свернула налево. Позади Гор-Хауса, пройдя мимо двойной шпалеры, увитой ветвями шиповника, она оказалась в обнесенном стеной огороде, среди грядок с побегами латука. Сильные порывы восточного ветра задували пряди волос ей в рот. Оглядев свой костюм для верховой езды, черный и тяжелый, она подивилась своему странному одеянию. Вылитая ланголленская леди! Но только одинокая, потому что рядом с ней никого не было. Укрывшись за высокими стеблями томатов, привязанными к жердям, она услыхала издали тихий свист.
– Ваше молоко, ваше величество!
Она заметила свистуна: мальчишка-молочник в белом халате подошел к кухонной двери. Напротив него, на кухонном крыльце, стояли двое малолетних слуг. Но теперь с ними произошла глубокая перемена – и в жестах, и в манере двигаться, и в выражении лиц. Их прежние скованность и невозмутимость словно испарились. Мальчик снял тюрбан, и под ним оказалась голова, покрытая жесткими черными волосами, которые никакой ветер не мог растрепать. Девочка, распустив тесемку чепца, подсунула сложенный веер под задние юбки, словно имитируя обширный зад своей хозяйки.
– Да кому нужно твое дурацкое молоко! – И тут она довольно сносно изобразила ирландский говорок: – Я могу его выдавить из своей сиськи, и мой ненаглядный мальчик вылакает его как обычно! Хлюп-хлюп-хлюп!
Она сопроводила эту реплику непристойным жестом. Оба мальчишки вытаращили на нее глаза.
–
Это уже заговорил чернокожий мальчик, подражая графу. Но потом, мысленно проигрывая увиденную сцену, миссис Туше подумала, что родным языком мальчишки, вполне возможно, был французский, а не английский.
– Мадам,
Мальчишка-молочник вздернул подбородок и схватился за воображаемые лацканы, словно великосветский франт.
– Я бы сказал, он немного то и немного другое. Вы тоже так считаете, миледи?
Его небольшая аудитория разразилась мерзким смешочком. «Как же мы обманываемся, – подумала миссис Туше, – если полагаем, будто все проходит мимо ушей наших слуг!»
– Но кто
– Ой, Энни… пусть теперь я буду графом, Энни. Это было бы честно. Неро, а ты можешь быть покойным мужем. А такая девочка, как ты… Говорят, в диких краях каждый парень имеет по две девушки, и наоборот, по крайней мере, так я слыхал…
Такое было впечатление, что в их перевернутом мире эта девочка на самом деле была леди, а мальчишка-молочник – ее нервическим воздыхателем рангом намного ниже ее. Но девочка была непреклонна. Она смерила его взглядом и произвела странный, презрительный всасывающий звук зубами:
– Ооссподи, храни м’ня от энтих грешников! – Миссис Туше уже не понимала, изображала ли девочка леди Блессингтон или кого-то еще. – И чо мне делать с т’кими двумя дураками вроде вас?
Миссис Туше случайно наступила на упавшую ветку. Все трое застыли как вкопанные. Миссис Туше вспыхнула до мочек ушей.
– Добрый день, дети!