– Что ж, бессмертная мудрость этих конфетных афоризмов… – Уильям взглянул на свою строчку, которая оказалась из Стерна. В наступившем молчании все, казалось, восхищались свежестью мысли своих цитат. Наконец Уильям поднял голову и обратил к кузине вопросительный взгляд:
– Это… из «Пиквика»?
Миссис Туше встала и смяла бумажку в ладони.
– Из «Никльби». А теперь стереоскоп. Энн-Бланш купила его только вчера в Ковент-Гардене, и мы приготовили его специально для этого вечера.
Первыми новым прибором воспользовались девочки, и они настолько были заворожены серией изображений Конго, что Уильяму пришлось напомнить им, что своей очереди дожидается еще целая вереница жаждущих зрителей. Даме-поэтессе больше всего понравилась банальная картинка Лондонского моста. Уильяма и Маклиза поразила площадь во Флоренции, которая у обоих вызвала одинаковое впечатление: «Будто мы вживую стоим на ней». Они это знали, потому что сами не раз стояли там вместе.
Молодой адвокат с лошадиным лицом наклонился и приблизил глаза к отверстиям:
– А, вот эта очень удачная! Озеро Кэнди. Мой брат прямо сейчас находится на Цейлоне. Невероятно. Можно увидеть деревья, воду, землю – и все трехмерное, как будто ты сам там стоишь.
– Возможно, я слишком дремучая, – заметила миссис Туше. – Но разве я не вижу все то же самое каждый день? Разве я «сама там не стою»? В конце концов, реальный мир тоже предстает перед нашими глазами трехмерным. Четырех – если вы верите еще и в измерение духа.
Эти ее слова заставили всех рассмеяться, но когда настал черед миссис Туше приложить глаза к диковинному прибору, она сразу утратила свое чувство юмора. Это был пейзаж на Цейлоне. Далекая горная гряда, озеро, три загадочных человека в странной лодке. И вся картинка в обрамлении неведомых деревьев, каких ей не суждено было увидеть – во всяком случае, в своей жизни.
7. Кукольная барахолка
Декабрь принес резкое похолодание. Темза замерзла, мощеные дороги покрылись скользкой коркой льда, так что лошадям стоило посочувствовать. Судейские ходили в здании, надев перчатки. Судью Бовилла осаждали озабоченные его здоровьем дамы, которые приносили ему горячий чай и суп. После долгого утреннего перекрестного допроса Сара и Элиза пошли прогуляться по набережной, грея дыханием пальцы и беседуя. Сара изменила свое мнение о Богле:
– Я про него вот что скажу: он чует, с какой стороны намазать масло на свой кусок хлеба. Поехал искать золотишко в дальние края, да понял, что там ничем не разживется. И решил, что в Лондоне ему будет сытнее, чем в Новом Южном Уэльсе. Что ж, с ним не поспоришь, и хорошо, что он это честно признал. Я уверена, что мы ему предоставили больше английской свободы – и обращались с ним куда лучше, – чем на том Богом забытом тюремном острове[89]
.– Хм…
Внезапно Сара остановилась как вкопанная и взглянула на затянутую льдом реку, туда, где сидел какой-то смельчак и ловил рыбу в проруби.
– Я знаю, что вы обо мне думаете, миссис Туше.
Миссис Туше, раскрасневшаяся на морозе, как все шотландцы, попыталась ее перебить и сменить тему:
– Да не парьтесь. Я только хочу сказать, я знаю, что мы с вами не всегда и не во всем можем соглашаться и что это был ваш дом, естественно, до того, как он стал моим домом, ну и все такое. Да и я, наверно, не обладаю вашими манерами и добродетелями…
Миссис Туше опять попыталась ей возразить, что, мол…
– Нет, дайте мне договорить! – сказала Сара, и в ее голосе прозвучала новая, властная нотка. – Говорю же: я знаю, что вы обо мне думаете. Но вы даже представить себе не можете, откуда я взялась. Вот и все, что я хочу сказать.
Она выпятила грудь вперед и прижалась к ней подбородком. Это был знак того, что разговор окончен. Но Элиза всю жизнь отказывалась идти на поводу у сентиментального пафоса и не могла принять аргументы, основанные на одних лишь эмоциях:
– При всем уважении, Сара, я в курсе… твоих предыдущих жизненных обстоятельств. И могу тебя заверить, я никогда не судила о тебе, принимая их во внимание.
Сара фыркнула и еще выше выпятила грудь.
– Клянусь жизнью, никогда. Я и сама познала нужду. Когда умер мой муж, он оставил меня без гроша, и если бы не Уильям…
Но ее слова заглушил хохот второй миссис Эйнсворт.
– Нищета, да? Она говорит: нищета…
– Я не вижу тут ничего забавного!
– Идемте со мной!
– Следующее заседание начнется в три. И куда именно мы пойдем?
– В Уоппинг. В родной край Ортона. Так уж вышло, что это и мой родной край. Хочу вам кое-что показать. Нищета! Ха! А почему такое лицо? Вы же любите ходить пешком, да? Если пойдем быстро, туда всего час ходу.