Обман

ГА: Вы можете кого-нибудь за ней послать?

Б: Мне некого послать.

(Смех в зале.)

9. Поверить Боглу

После Рождества у Уильяма наконец лопнуло терпение. Судебные слушания длились уже полгода, и конца им не было видно, и ему надоело еженедельно тратиться на покупку билетов на поезд. Если дамам из Литтл-Рокли так уж хотелось регулярно лицезреть мистера Богла и Ко. на протяжении полугода, что ж, пожалуйста, но пускай они сами раздобудут деньги на проезд – или же пускай ходят в город пешком. «Двести фунтов в год», – нашептывал дьявол Элизе на ухо.

В январе они ездили в суд лишь дважды, и оба раза попадали на речь Кольриджа в защиту ответчиков, которая растянулась на целый месяц. Они считали его утомительным и многословным. Элиза убивала время в зале, подслушивая чужие разговоры, и таким образом уяснила простой парадокс своего отношения к происходившему: можно было «знать», что этот самый сэр Роджер – обманщик, и вместе с тем «верить» Боглу. Более того, какую бы из тяжущихся сторон ни поддерживал тот или иной наблюдатель, Богл вызывал всеобщее восхищение. Он являл собой пример «благородства» и «преданности» и говорил «просто и ясно» – не то что адвокатская братия – и «никогда не сомневался». В бушующем океане несуразиц Богл сохранял полное спокойствие. Возможно, он выигрышно смотрелся на фоне своих собратьев по даче показаний, которые, оказавшись на свидетельской скамье, были склонны вести себя как завороженные, на голубом глазу выдумывали всякие небылицы, которые затем уже было невозможно отличить от правды – даже им самим. Прошлое оказывалось столь же цветистым, как и настоящее. А настоящее искажалось с прицелом на будущее – и с целью побольше выгадать. В отличие же от них показания Богла оставались неизменными. И именно по причине такой несгибаемости, такой преданности бедняга и лишился своего ежегодного содержания, и кто бы что ни утверждал, этот факт нельзя было опровергнуть. Ему ведь только и надо было согласиться со всеми Тичборнами, что так называемый «сэр Роджер» был обманщиком, – и он бы снова получал свою долю наследства. Но он твердо стоял на своем. Как же так – получать пожизненно гарантированный капитал, но свободно обменять его на ненадежную выгоду истины! По мнению жующих зрителей на галерке, в жизни не могло быть большей жертвы, как и более благородного поступка – о нет, только не на этой грешной земле!

10. Все пропало!

Если учесть их нерегулярные посещения судебных слушаний, обе дамы по чистой случайности оказались в зале суда в последний день процесса, ибо никто в суде Королевской скамьи в то мартовское утро не имел ни малейшего понятия, что этот день станет последним, – и менее всего это мог предвидеть Претендент. В начале недели он расположился в отеле «Ватерлоо» на Джермин-стрит, где собирался есть и пить за счет сторонников Тичборна, вложивших средства в его защиту и надеявшихся на благоприятный исход тяжбы. Посему он не присутствовал в зале, когда свидетельскую скамью занял солдат средних лет и, поклявшись на Библии короля Якова[93], заявил, что самолично вытатуировал сердце и якорь на левой руке сэра Роджера много лет назад, когда они оба были мальчишками. Ропот удивления в зале суда! Все присутствующие не раз видели на перилах свидетельской кафедры тяжелые руки Претендента, сидевшего с закатанными рукавами, и его руки были чистые, как у новорожденного. Нанесут ли эти показания роковой удар? Впрочем, позицию Претендента не поколебали и куда более серьезные факты. Отсутствующие мочки ушей, позабытый язык детства, пропавшая невесть куда образованность, изменившаяся фигура и речь, внезапная смерть его «матери». При всем при том присяжным ли было не знать, что татуировки с левых рук сами по себе не исчезали бесследно. И старшина присяжных встал и заявил, что они уже выслушали достаточно показаний и готовы вынести вердикт. Бовилл поднял молоточек и ударил по доске. И мир перевернулся! Теперь истцом был не сэр Роджер, а преступник по имени Ортон, настоящим судом обвиненный в даче ложных показаний под присягой. Судебные приставы получили новые указания. Преступника Артура Ортона следовало задержать в зале суда, подвергнуть аресту и препроводить в Ньюгейтскую тюрьму. Все пропало!

Зал взорвался. Лишь Богл и его сын остались сидеть на своих местах, слегка склонив головы. К выходу одновременно бросилось такое множество людей, что Элиза испугалась, как бы не случилась трагедия – кого-то могли затоптать в давке. Когда она повернулась к Саре, чтобы предложить той переждать на балконе – по крайней мере, покуда не пройдет всеобщая ажитация, – она увидела, что новая миссис Эйнсворт уже вскочила, сжимая в руках сумочку:

– Я иду со всеми на Риджент-стрит! Сэру Роджеру нужна поддержка сторонников! Мы его не покинем! Мы не позволим им сгноить его в тюрьме!

И зачем было ее разубеждать? Настал миг умиротворения, когда можно было собрать все свое мужество в кулак.

11. Предложение