Шли они недолго, но она еще никогда в жизни не переживала ничего подобного. Леди Годива не могла бы привлечь такого внимания публики. Стоявшие в очередях у кофеен люди оборачивались и глазели на них, головы пассажиров в проезжавших мимо омнибусах как по команде оборачивались на них. Возницы кебов вертелись на своих сиденьях и, успев рассмотреть их лица, разглядывали их спины. Кое-кто узнавал Богла и выкрикивал его имя:
– Эй! Богл! Мы тебе верим, Богл! Передай привет сэру Роджеру!
Но большинство прохожих по ошибке принимали их за странную семейку. Не слишком необычное зрелище в трущобных районах Лондона – так думала Элиза, – но, уж конечно, редко можно было встретить такие семьи в центре города.
У англичан комментарии в основном были тихие, ядовитые, невозмутимые. Она напрягала слух, стараясь их расслышать, но улавливала далеко не все слова: она обычно на два-три шага обгоняла людей, прежде чем те открывали рот. Но дети, куда менее щепетильные, смеялись в открытую, и до ее ушей доносились их вопросы, когда они громко интересовались, принимают ли эфиопы ванну и можно ли ухватить в пригоршню курчавые волосы, и давали друг дружке советы, как спастись от каннибалов. Миссис Туше порывалась заглушить их голоса беззаботной болтовней, но ни Богл, ни его сын не проронили ни звука. Так в молчании они дошли до подходящей таверны, и миссис Туше увидела через окно по крайней мере одну обедавшую там даму приличной наружности. Здесь Генри их покинул, и удивленный швейцар провел двух гостей в сумрачный закуток за колонной, подальше от посторонних глаз.
– Миссис Туше, я уже неоднократно повторил все, что мог сказать, и все, что мне известно по этому делу. Я все рассказал джентльменам из газеты и в зале суда. Что еще я могу рассказать такого, чего бы я еще не говорил?
Миссис Туше смотрела в стол. Ей почему-то было очень трудно смотреть ему в глаза.
– При всем уважении, мистер Богл, я убеждена, нашим читателям было бы интересно узнать, каким образом вы оказались в столь необычной ситуации. Им будет интересна история всей вашей жизни, а не только в узких рамках того, что мы все слышали в зале суда. Как вы жили в Новом Южном Уэльсе, например, или на Ямайке? У нас ведь так мало сведений о наших карибских владениях после отмены этой ужасной работорговли…
– Увы, миссис Туше, эта торговля – тоже часть истории моей жизни. – Он говорил словно издалека, глядя мимо нее на дверь кухни. Между ними на столе стояли два подсвечника. Он взял один и взвесил на руке. – Как думаете, здесь подают свиные отбивные?
– Они знамениты своими свиными отбивными, мистер Богл, – пробормотала миссис Туше и на мгновение умолкла. А ей когда-нибудь, хотя бы раз в жизни, приходилось оставаться без еды?
– Я люблю отбивные.
– Значит, мы их и закажем. Мистер Богл, вы бы не хотели мне рассказать что-нибудь о своей истории? Я имею в виду, что-нибудь из истории вашей жизни?
Богл вздохнул, отставил солонку и перечницу и словно снова вернулся за стол, обратно к этому моменту, прилетев откуда-то из далеких краев.
– Жизнь – штука длинная, миссис Туше. Что мне рассказать вам о моей жизни?
Она чуть не протянула ему руку через стол.
– Расскажите мне все.
14. История Богла
– Моя жизнь состоит из многих частей, – начал Богл. – И трудно сказать, сколько разных жизней я прожил и где по-настоящему начинается моя история. Одно я знаю наверняка: моя история совсем не такая, какой могла бы быть. Я должен был стать великим человеком. Мои предки – со стороны отца – были великими людьми. Но я едва помню отца и могу рассказать лишь то, что мне рассказывала Майра. Майра была моя мать. И многое из того, что мне известно об отце, я знаю от нее. Бедная, у нее не было ничего, что он могла бы мне дать – только эти рассказы. Еще мне рассказывала об отце Пичи, которая сначала работала на мельнице, а потом на сахарной фабрике и была родом из деревни моего отца. Пичи пережила и мою мать, и моего отца. Насколько я знаю, она до сих пор жива. Пичи – это ее ненастоящее имя, как и Нансач[94]
, как звали моего отца, но так их все называли в Хоупе, где я родился. Моя мать родилась в Хоупе, и Майра было ее единственное имя. Хоуп – это поселок в округе Сент-Эндрю на Ямайке. Я и назвать-то его иначе, чем своим домом, не могу, хотя моего сына Генри злит, когда я так говорю. Мой сын – замечательный и очень горячий паренек. Он получил образование здесь, в Англии. А свое какое-никакое образование я получил в Хоупе, и там умер мой отец, хотя это место было ниже его достоинства. Но я сделаю так, как предпочел бы мой сын, и вначале расскажу вам о жизни, которую я должен был бы узнать, то есть о жизни, которую хотел дать мне отец…