Обман

Анасо зашагал вперед, стараясь идти по неровной земле как можно естественнее, как будто ему нипочем были ухабы и выбоины, хотя такое было ощущение, что в этом дворе кто-то зарыл не один горшок с монетами, и если бы вырыть их и спрятать под половицами у Болларда в спальне, тот ничего бы не заметил. Он вообще ничего не замечал.

– Ну?

Нансач вышел из дома и покачал головой. Кто-то из старух засмеялся. Дверь коттеджа Джоанны была открытой. Отсюда Боллард смог увидеть внутри три статуи, вырезанные из ствола тополя, с глазами из ракушек каури, а у одного, самого маленького, изваяния на голове были бараньи рога, направленные назад.

– Пошли прочь, вы все!

Он замахал руками и закричал, словно разгонял птиц. Никто не двинулся. А Боллард двинулся и вошел в дом. За ним последовал Анасо.

Дереннея стояла на коленях в углу дома широкой спиной к ним. Они смотрели, как она поливала водой выжженную землю. Анасо, не сводя с нее глаз, шагнул вперед. Словно вспомнил что-то! Боллард ущипнул его за ухо:

– Ты на что смотришь?

Выпиравший мешком живот. Лицо как у призрака. Два желтых клыка – вот и все, что осталось от зубов Болларда.

– Ни на что, мистер Боллард.

Никогда не сели африканских негров вместе под одной крышей: по крайней мере, вот чему учил опыт умного управляющего плантацией. По прибытии Боллард разместил мальчишку Богла в лачуге мягкой и слабой умом вольной креолки Фиби, называвшей Хоуп своим родным домом и клявшейся, что никогда отсюда не уедет. Но теперь старуха Фиби лежала в лазарете с изъеденным фрамбезией лицом. Кто знал, где Богл проводил ночи? Кто знал, много ли насмотрелся мальчишка этих магических обрядов?

– А малышка где?

Анасо указал на сверток, лежавший на кровати. Боллард пошел посмотреть на ребенка. Нос Болларда. Глаза Болларда. Вылитая Боллард, а чья же еще! Но с губами и волосами Джоанны и почему-то с еще более темной кожей, чем у Джоанны. Темнее даже, чем у Нансача! Что объясняло и смешки за спиной, и всеобщее возбуждение. К несчастью, создавалось впечатление, будто это знак некоего магического превосходства женских кровей. Ее триумфа над Боллардом.

– Богл, возьми ее, вынеси наружу.

Ощущая на себе чужие взгляды, Боллард повернулся. Еще белые головные платки, теперь их было две дюжины, не меньше, и все с любопытством заглядывали в дом. Ему надо было действовать – иначе момент был бы упущен.

– Богл, вынеси ребенка наружу!

Маленькая Дереннея таращилась на Анасо. Он знал, что ее имя означает «Оставайся с матерью, составь ей компанию». И что она была первым младенцем мистера Болларда, которому мать позволила выжить. Значит, она была особым ребенком. Сильным. Анасо тоже таращился на нее, не желая, чтобы его сочли бессильным. У него возникло такое ощущение, будто он держал младенца из своей родной деревни. Девочка была очень темная и очень красивая, прямо как ее мать. Как его собственная мать. Он закрыл глаза. «Оставайся с матерью». Хотел бы он ей это обещать, но мистер Боллард не желал, чтобы он увидел то, что должно было затем воспоследовать. Выйдя из коттеджа, Богл почувствовал, как крошечная младенческая рука поднялась и ухватила его за ухо. Он услыхал, как Боллард затворил ставни на окнах.

3. Нансач-Богл и мулат Роджер

Молодая сентиментальная вдова Анна-Элиза Эллстон недолго оставалась вдовой и уже в следующем году вышла замуж за некоего маркиза Чандоса. Боллард поручил кузнецу отлить новое тавро, дабы отразить эту перемену. С тех пор всем детям и вновь прибывшим на плантацию взрослым выжигали МС на плечах вместо РЭ, как это было во времена покойного Эллстона.

Спустя два года герцогиня Чандос родила девочку – и ее тоже назвали Анна-Элиза. Однажды в воскресенье всем обитателям Хоупа было наказано оставаться дома и молиться за душу малютки Анны, впустую потратив на это прекрасный базарный день, что вызвало в поселке большое недовольство. А вскоре в Хоуп прибыл молодой человек, приплывший на судне из Ливерпуля. Он был мулатом, того же возраста, что и Нансач, и привез с собой следующее распоряжение:

«Если Роджер захочет овладеть полезным ремеслом, то пускай поступает по своему выбору, но я бы не хотел занимать его на тяжелых работах, поскольку я намерен даровать ему свободу, если он будет хорошо себя вести и вы не станете возра-жать».