Обман

На следующее утро небо потемнело, потом прояснилось. После долгой поездки под затянутым грозовыми тучами небом Богл в первый раз увидел за деревьями дом, не сравнимый ни с каким ранее им виденным: в него могли уместиться, наверное, двадцать таких особняков, как Тичборн-Парк. Два вымокших до нитки лакея сбежали по ступеням крыльца и направили их экипаж к боковому входу, который использовался в ненастную погоду. Тичборн и его слуга вошли, совершенно сухие, прямо в подземную пещеру, сложенную из белого камня. Здесь стены сужались вглубь, а потолок был низкий. Два отвратительного вида создания – полукошки-полуженщины – лежали, ожидая их, у подножия лестницы, ведшей неизвестно куда. Вокруг был сплошной белый камень, холодный на ощупь. Стены покрывали резные изображения мужчин с птичьими головами. Изумленный Богл быстро повернулся и едва не споткнулся о каменную гробницу, в которой вполне мог бы уместиться мертвый ребенок. Тичборн рассмеялся при виде того, как перепугался Богл. И чьи предки тут могли бы покоиться?

Словно из ниоткуда появился лакей в ливрее:

– Герцог рад, что вы прибыли и что вы вошли в дом через Египетский зал. Это недавняя пристройка. Он ею очень гордится.

С этими словами он повел их из ужасного помещения в едва ли не бесконечный туннель под землей, напоминавший длинную извилистую улицу, обрамленную по обе стороны рядами ружей. Боглу показалось, что они шагали целую вечность. Поворот направо, потом налево, потом опять направо. Иногда мимо них торопливо пробегали слуги. От этого туннеля ответвлялись боковые. Пахло свежей выпечкой. Они слышали металлический лязг. Дом, как большой город, имел оружие для обороны.

Затем они поднялись по лестнице наверх. Через гигантские окна струился свет. Богл даже не предполагал, что можно так долго идти и все равно оставаться внутри здания. Они оказались в исполинской круглой комнате с застекленным отверстием в крыше. Потом в длинной узкой комнате, похожей на железнодорожную станцию, полной книг. Потом в комнате с музыкальными инструментами. В комнате со статуями. В комнате, украшенной маленькими отрубленными головами на пиках – нарисованными прямо на стенах. Выходя из той комнаты, Богл оглянулся: на самом деле пики были зелеными вьющимися ветвями с яркими желтыми бантиками, а все головы были розовыми – и улыбались. Комната с диванчиками вдоль стен. Комната, похожая на склад тростникового жмыха: ее можно было заполнить выжатым и уложенным штабелями сахарным тростником с десяти участков. И еще одна складская комната, с золотым столом Речной Мамы[107], протянувшимся от одного края до другого. И еще комната с потолком из золота. Еще лестница. Потом показалась кровать огромных размеров, как корабль, под бархатным покрывалом. Этот дом был декорирован шелком, золотом и бархатом – словно женщина. Тут не было ни одной пустой комнаты, ни одной голой стены.

Они вошли в коридор с куполообразной крышей, как в церкви, в конце которого виднелась устремленная вверх изогнутая лестница. Здесь стены были расписаны изображением сценок из, как показалось Боглу, жизни его родных мест. По крайней мере, он вроде бы узнал знакомые пальмы и кедры, лесистые горы, сверкающую зелено-голубую воду. Там и сям в рощицах виднелись нарисованные кем-то нагие и еще не убитые индейцы, как будто от них что-то осталось, кроме жалобного плача, до сих пор несшегося из морских раковин. Идя вверх по лестнице, он обернулся, ища глазами Кингстон, и едва не столкнулся с двумя пареньками в фартуках и с малярными кистями в руках. Они накладывали белую краску над закатной бухтой.

– У нас картин больше, чем стен, на которых их можно развесить, – пояснил лакей с подчеркнутой гордостью, как будто этот дом принадлежал ему. – Потому надо высвобождать пустое пространство.

Богл смотрел, как каскадный водопад исчезал под свежим слоем белой краски.

– Комната Рембрандта, – объявил лакей и распахнул дверь.

19. Юный негр-лучник

Тичборн был застигнут врасплох. Он не рассчитывал застать супружескую пару вместе: он привык настраивать их друг против друга и этим пользоваться. Герцог сидел за карточным столиком у камина, а герцогиня в дальнем углу у окна, держа на руках храпящего мопса. Тичборн сделал глубокий вдох и завел свою печальную речь. Богл подошел к герцогу и положил перед ним на столик папку с соответствующими бумагами, развязал розовую ленточку, отошел и встал молча у дверей. В этой папке перечислялись скудные урожаи, ураганы, многочисленные мертвые младенцы, покалеченные руки, случаи заболевания фрамбезией и охмуряющего вмешательства баптистов, больные старики-африканцы, которых в сложившихся условиях нельзя было заменить новыми. Чем дольше говорил Тичборн, тем больше стонал герцог и ходил взад-вперед по комнате. Герцогиня оставалась там, где была, у окна, а Богл выискал глазами золотой завиток на обоях и теперь следил, как тот превращался в многократно повторявшийся узор на стенах.