Обман

Богл понятия не имел, как возник этот дом, огромный, что целый город, с двумя частными участками земли по обе стороны. Он не знал, зачем мужчинам сражаться со змеями. Как не знал, в каком мире такой парень, как Эллис, был бы волен охотиться для самого себя. Но эту картину из белого камня он понял вполне – она была знакома ему, как его собственное имя. Таков был порядок вещей. В Хоупе его обязанностью было приводить вещи в порядок, записывая их в аккуратные колонки, четким почерком, в «Общем списке», такой же до него была обязанность его отца. Но это место было недостойно каких-то жалких чернил и листа бумаги. Тут порядок вещей запечатлевался в камне.

21. В случае всеобщей войны

В первый же вечер после их возвращения в Лондон Богл сам себя удивил. Он сказал:

– Погоди!

Было трудно собирать вещи в темноте, он к такому не привык, как Джек, и сейчас испытывал терпение своего нового друга, когда разыскивал башмаки. Но когда он был наконец готов, следом за Джеком выбрался через окно из дома. Блики света, отраженного стеклом, рисовали причудливые очертания и тени в ночной тьме, внезапно выхватывая из сумрака силуэты людей и предметов. Он быстро шел по улицам Сохо, мимо многочисленных женщин, стараясь не выглядеть ни слишком юным, ни слишком удивленным. Потом, на Хопкинс-стрит, перед дверями часовни, рыжеволосая девушка сказала, что вход обойдется ему в шиллинг. За эти деньги ты получал билет с напечатанным заголовком – у Джека уже был такой – и право участия «в любых дебатах и, кроме того, в воскресных лекциях». Почувствовав облегчение, Богл уже собрался было уйти, как вдруг Джек затеял скандал:

– Мы разве не выступаем за бедняков и угнетенных, а?

Рыжая огрызнулась:

– У тебя очень длинный язык, Джек, мы это уже хорошо знаем! – Но потом она вздохнула и отступила: – Если вы только на один раз, то пенни будет достаточно.

Часовня была оформлена наспех. Сначала надо было подниматься по дощатой лестнице, покуда ты не оказывался в помещении, похожем на сеновал, где человек сто стояли лицом к «председателю», восседавшему за письменным столом. Они опоздали, и первый оратор уже закончил речь, и председатель встал и повторил обсуждавшееся предложение: «В случае всеобщей войны какая из двух партий скорее всего одержит верх? Богатые или бедные?» Второй выступающий встал под шквал криков одобрения, среди которых выделялся голос Джека. Кто-то похлопал Богла по спине: «Сейчас будет выступать твой парень Уэддерберн!»

Его парень? Волосы у него были гладкие, а цветом кожи он больше смахивал на Роджера, чем на него. Нос, как у мопса, и упрямое выражение лица. Единственным по-настоящему знакомым в нем было имя, от которого словно веяло родным домом, но прежде чем Богл успел глубже обдумать последнее обстоятельство, этот человек начал говорить. Речь у него была прямо-таки завораживающей. Знакомая мелодичность, свойственная островным жителям, смешанная с напористостью уличных торговцев из Сохо. Каждый свой аргумент он подкреплял размашистыми взмахами рук – он цеплялся ими за воздух, словно намеревался удушить невидимого правительственного служащего, – и задавал кучу вопросов. В Англии есть два класса, очень богатые и очень бедные, и как такое могло случиться? Присутствующие не знали ответа, но отреагировали довольным улюлюканьем. Почему этой страной владеют четыреста семей, которые озабочены тем, чтобы вступать в брак только друг с другом? Богл этого тоже не знал, но с удовольствием издал вместе со всеми одобрительный возглас, подумав об Эллисе, который наверняка был бы изумлен происходившим здесь действом. Неужели этот человек и впрямь сын рабыни? Люди во все глаза смотрели на него, внимая каждому его слову. Он завладел душой толпы, и Богл поймал себя на мысли, что всегда думал, будто такой властный дух – исключительно женский дар, потому что видел его проявление в обеих Джоаннах. Но ненависть точно так же полностью объяла этого человека. Она пылала в нем, и можно было ощутить ее жар, просто находясь с ним рядом. «Питерлоо» разъярило его так же, как и Джека, и, слушая его выступление, Богл понял, как много крамольных идей и фраз его юный друг на самом деле позаимствовал у этого оратора. Они были словно цитаты из речей этого темнокожего:

Мой девиз – убивать!

Господь даровал этот мир детям человеческим как их наследство – и у них его отняли!

Я согласен с Томасом Спенсом [109]: любой, кто назовет клочок земли своей частной собственностью, – преступник!

Шестнадцатое августа стало славным днем, ибо кровь, пролитая в тот день, сцементировала наш союз!