Оболочка зеро

– А что сюда приезжают? – немного раздражённо и оттого грамматически неправильно поинтересовалась Энни. Что, так трудно просто подсказать местный часовой пояс?

– Кто продать, кто купить. Кто срубить кредитов по-лёгкому, кто нарваться на неприятности. Кто – поразвлечься. Кто – забыться. – Нищий покосился на неё с ухмылкой. – Все без исключения – немного пожить в удовольствие. Побыть тем, кем хочется.

– Стоило бы куда-то ехать. За этим-то, – уронила Энн. И сама же удивилась. Не она ли не так давно жаловалась преподобному – мол, не на своём она месте в этом мире, оттого и мается?

– Ну, жаловалась, – признала она вслух. – Молода была. Неопытна.

– Что-что?

– Ничего, уважаемый, – опомнилась девушка и постаралась припомнить, что говорил Саша про здешние игорные дома. – А вот не подскажете ли, куда у вас здесь может пойти молодой человек, которого интересуют азартные игры?

Нищий опять принялся хрипло кашлять:

– Да куда угодно, дорогуша. Весь первый цех к твоим услугам. Только от чужих я бы на твоём месте держался подальше всё-таки.

– Благодарю покорно, я вполне способна о себе позаботиться, – гордо бросила Энн. – Хорошего дня.

Она решительно ступила на ближайший траволатор. Первый цех – это, конечно, та камнедробилка, которую они миновали по дороге сюда. И у Энн было крепкое подозрение, что, уж конечно, Джим с Сашей отыщутся именно там.

Тем не менее держать ушки на макушке определённо стоило уже сейчас. В том цехе, по которому она ехала, людей ошивалось не так много, но вид у них был самый что ни на есть подозрительный. Какие-то тёмные личности нагибались друг к другу в переулках меж переговорками, с виду бесцельно восседали на поручнях, свесив ноги, с невинным видом подпирали камышовую стену гавайского бара на первом ярусе.

Энни заинтересовало не столько то, откуда взялся гавайский бар, которого буквально несколько часов назад не было, сколько бесчисленные граффити на стенах. По дороге сюда она была слишком усталой и оглушённой, чтобы их разбирать. А между тем некоторые из них выглядели довольно живописно, настоящие художества – хотя попадалась и примитивная брань безо всяких украшательств.

Подходя к цеху номер один, она всерьёз призадумалась, не найти ли, пока не поздно, аптеку, где продаются затычки для ушей. Судя по тому, что она уже увидела, аптеки в Чудово должны были процветать как нигде.

В первом цехе мало что изменилось. Грохот, по крайней мере, стоял такой, словно свет здесь кончался не первый день – и всё никак не мог кончиться. Энн немного постояла на железном помосте, поджидая, пока уши хоть сколько-то привыкнут, а заодно и обозревая картину сверху. Уверилась, что вряд ли ещё где-либо в жизни увидит столь плотное скопление буйнопомешанных, и решила начать с нижнего этажа.

План был прост: найти Сашу и так или иначе уломать одолжить ей повозку, чем бы она там ни была. А куда ехать – там уж будет видно.

– Цыпа, куда так торопишься?

На том, кого это интересовало, была грубая железная маска безо рта и с узкими прорезями для глаз. Квадратная фигура в костюме из негнущегося материала основательно преграждала Энни дорогу.

– Тороплюсь отыскать своих знакомых, пока ещё окончательно не потеряла контакт с реальностью. Хочу унести ноги из этого места как можно быстрее, – твёрдо ответила Энн. – Кстати, видела фильм про вас и убеждена, что ваш брат обошёлся с вами просто ужасно.

Маска помолчала.

– Что верно, то верно. Брательник у меня – тот ещё урод. Удачи, цыпа, и не суйся к чужим, а то точно контакт потеряешь.

Фигура развернулась и скрылась за дверью, откуда неслись такие звуки, словно там которые сутки подряд праздновали день кузнеца. Было уже ясно, что расспросами в этом месте многого не добьёшься, и Энн пошла следом: видно, придётся обходить все гнусные дыры в этом цехе по очереди. Ну и обойдёт.

Через три минуты взмокшая, наполовину ослепшая и в прожжённой искрами рубашке Энн вывалилась наружу и жадно глотнула воздуха. Подняла глаза и поискала над дверью вывеску, чтобы сообразить, что это, собственно, было. Роль вывески, очевидно, играла очередная надпись, сделанная баллончиком – как это ни странно, вывеска гласила «Гордость и предубеждение».

Энн двинулась дальше, уворачиваясь от водолазов, рептилоидов, перешедших на сторону Зла медсестричек, полуодетых доходяг с разноцветными гребнями из волос на макушке, полураздетых гигантов с пухлыми глянцевыми мускулами, людей во всевозможных шлемах, масках и даже намордниках, весельчаков, замотанных в провода, бинты и туалетную бумагу, а также хмурых субъектов с пистолетами, автоматами, обрезами, винтовками «Баррет», бейсбольными битами и самурайскими мечами.

Каждые несколько секунд чьим-то вкрадчивым голосам удавалось просочиться сквозь шумовую завесу прямо ей в ухо с предложением приобрести сахар (превосходной очистки – кубинский, тайский, мексиканский, краснодарский), набить татуировку (дошкольникам – скидка), сыграть в напёрстки (спички, кости, орлянку, маджонг) или опрокинуть кружечку (стопочку, стаканчик, ведёрочко) в лучшем на весь цех баре.