Оболочка зеро

То, что началось дальше, не лезло, по разумению юной и неискушённой девушки, ни в какие ворота. Колоды посдвигали рядком, на них откуда-то взялись миски с варёными яйцами, картошкой и какими-то корнеплодами (Энн куснула один и тут же незаметно выплюнула, до того он был острый и горький). Всю сервировку составляли разноразмерные жестянки с обрезанным верхом – на некоторых ещё было можно различить приукрашенное изображение красной кофейной кружки. Народу всё прибывало, и каждый приносил с собой бутыль или банку, а то и канистру для технических нужд. Впрочем, Шепард без промедления определил опытным путём, что содержимое во всех посудинах одинаковое.

– Нечасто, нечасто у нас бывают гости из загнивающего мира, – приговаривал черногривый. Ещё до первой стопки он представился Кузьмой, а после неё без колебаний переименовал Джима в Яшу, Шепарда в Гошу, а в Сашином имени твёрдо перенёс ударение на первый слог.

Женщины, судя по всему, в деревне действительно были на исключительном положении. За столом, к примеру, Энн оставалась единственной представительницей – остальные три-четыре, которых она заметила, постоянно бегали туда-сюда с едой, кухонной утварью, вениками, стиральными досками, бельевыми валиками и чистыми носками для мужчин. Вид у них был окончательно замотанный.

– Мы-то здесь все просветлены – вот как эта ваша девчушка. Отвергли раз и навсегда. Живём на всём натуральном, сами себя обеспечиваем… Даже думать не хочу, каким вы, бедняги, всё тут вокруг видите в этих ваших оболочках.

«Сожги меня.

Молю: сожги. Я смирюсь с любым агрегатным состоянием – только не оставаться здесь».

Поймав взгляд Джима, Энн заподозрила, что он видит в общих чертах примерно то же, что и она. В деревне отыскались полтора музыканта и одна гармонь. Курицы свободно бродили, где им вздумается, и повсюду валялись или кружились в воздухе их перья. Вся еда была пресная, и у Энни не возникало ни малейшего желания попробовать напиток.

– Сай… Почему всё-таки ты не сказал прямо, куда едешь? – Их с Саймоном посадили рядышком, а ведь до сих пор они и словечком не перемолвились.

– Я не мог сказать, Энни. – Не глядя на неё, Сай вертел в пальцах свою жестянку. – Я узнал про этих людей случайно, их планы захватили меня. Перестать принадлежать системе! Вырваться из плена чужих маркетинговых стратегий! Чистая, простая жизнь в коммуне – без обмана, без бесовского менталнета, подлинная и единственно правильная… – Сай отвлёкся на то, чтобы опрокинуть содержимое жестянки в рот. Пили все местные, не касаясь губами острых зазубренных краёв, – тут, очевидно, требовался определённый навык. – Я связался с ними, попросил принять меня. Но меня сразу предупредили: дороги назад не будет. Для тех, кто в системе, мы сейчас нигде – локация за пределами области карты. Сама подумай: как бы я тебя сюда направил, если это место даже не назвать никак? Оно ведь вне диапазона допустимых значений.

– Системная граница, – пробормотала девушка. Один из музыкантов завёл что-то про рябину кудрявую, аккомпанируя себе на двух деревянных ложках. Другой, однорукий полумузыкант, пригорюнился, поискал чего-то в тазике у женщины, пробегавшей мимо со стиркой, и тогда уж расстроился окончательно.

– Я не понимаю. – Энн не сводила глаз с Саймона до тех пор, пока не заставила-таки его посмотреть на неё в ответ. – Если тебе нужна была другая жизнь, чистая и всё в таком духе, зачем ты оставлял следы? Зачем привёл меня сюда?

Саймон вздохнул с таким надрывом, словно Энни принуждала его сию же секунду взять интеграл от совершенно иррациональной функции.

– Я не приводил…

– А надписи?! Стрелочки?! – Энн уже начинала терять терпение.

– Это для селфи… – убитым голосом прошептал Сай. – Ну, чтобы хоть что-то осталось на память. Вроде как дневник путешествия. Думал, буду тут иногда смотреть, вспоминать о пройденном пути…

Энни раскрыла рот. Но не нашла ни единого подходящего к ситуации слова. Так это всё было не для неё, а для фото на фоне! Надписями и стрелками Сай вовсе не подсказывал ей, как его найти, – их тайный и загадочный смысл сводился к банальному «Здесь был Вася!».

Скрипнув зубами, Энн начала багроветь.

– До чего ж приятно видеть молодую радость, а! – В одиночку ополовинив одну из канистр, Кузьма стал гораздо более душевным человеком. – А может, нам и свадебку сыграть, не отходя от кассы, а? Что скажете, товарищи?

Товарищи отозвались нестройным согласным рёвом. Саша с Шепом чокнулись жестянками, а Джим, который сидел напротив с мрачным видом, демонстративно показал Энн большой палец.

– Энни, пойми… – неуверенно начал Саймон. – Я, конечно, к тебе… Э-э, очень расположен. Мне даже изредка, грешным делом, казалось, что когда-нибудь…

– Свадь-бу, свадь-бу! – скандировали пирующие.

– «Лоуд ап он ганз энд бринг ёр френдс…» – затянул полумузыкант, и более профессионально пригодный коллега немедля огрел его ложкой по затылку.

– Что когда-нибудь что?!