Оболочка зеро

Одна из женщин прибежала с большущей тетрадью, на картонной обложке которой красовалась строгая надпись «Книга учёта», и сунула её в руки Кузьме вместе с парой чистых носков. Теперь все дружно искали карандаш.

– Что когда-нибудь ты достигнешь определённого уровня внутренней зрелости… Разовьёшь свой потенциал и личностно вырастешь в достаточной степени, чтобы…

– …стирать носки, – хмуро докончила Энни.

– Вообще-то, ещё наверняка не поздно, – убеждал кого-то невидимого Саймон, не слушая её. – Просто не так много времени прошло. На самом деле эта девушка вполне ещё способна стать достойной… То есть я хочу сказать – годы прилежной и терпеливой практики не могут не сказаться благотворно на её способностях…

– …стирать носки! – рявкнула Энн так громко, что перекрикнула весь гвалт за столом. Самая молодая женщина нервно заглянула в таз, который тащила куда-то, схватилась за голову и ринулась наружу.

– Стирать обязательно – а как же! – степенно объяснял кто-то из местных Саше. – Без труда не выловишь и рыбки… У нас слуг нет: от каждого по способностям, каждому по труду. – Объясняющий, не глядя, ловко пристроил миску с яичной скорлупой в руки спешащей мимо женщине и с удовлетворённым видом подлил себе в жестянку. – Терпенье и труд, вот что воспитывает настоящих людей! Слава труду!

– Труду слава, – вежливо отозвался Саша и переглянулся с Джимом. Джим поглядел в потолок.

– Да вы сами убедитесь, – продолжал разглагольствовать сомлевший и всем довольный селянин. – Поживёте с нами годик-другой и привыкнете… Дороги отсюда вам теперь нет, Кузьма вас не отпустит, и правильно: нельзя, чтобы про нас снаружи узнали. Ещё заставят налоги какие-нибудь платить, начнут лезть с обновлениями… Вот что я на дух не переносил, так это когда обновления без спросу закачивались…

Джим рассеянно просвистел несколько тактов из «Индианы Джонса» и покосился на Сашу. Сидящий по другую руку от него Шепард со скептическим видом сунул в рот кусочек, кажется, брюквы.

Карандаш, наконец, обнаружился, и Кузьма настойчиво зазвенел им по трёхлитровой стеклянной банке, призывая к тишине.

– Давай начистоту, Сай, – прошипела Энн. – Ты вовсе не хотел, чтобы я тебя нашла?

– Да не особо, – сдавленно признался Саймон.

– Дорогие товарищи и сторонние лица! – повинуясь знакам Кузьмы, музыканты с грехом пополам выдали на пустой канистре барабанную дробь. – Мы с вами стоим на пороге исторического момента…

– И вообще-то у тебя тут всё прекрасно, – угрожающе начала Энни, заводясь с каждым словом всё больше. – И помощь тебе никакая вовсе не нужна, да? С головой у тебя и без оболочки полный порядок, и жизнь тут просто идеальная, и ты совершенно счастлив.

– Ну сейчас-то что уж говорить… – удручённо пробормотал Сай. – Нас же через минуту-другую поженят.

– Ясно, – сказала Энни и решительно поднялась с места.

– Сегодня будет заключён первый в истории нашей славной коммуны брачный со… Э, стоп, что за дела?! – Кузьма грозно уставился на Энни, которая как раз начала было проталкиваться мимо Саймона к выходу. – Почему у молодой не нолито?! В такой-то день могли бы и поухаживать за новобрачной! Ну-ка, живенько…

– Нет-нет, спасибо, мне не… – но Энн никто и не собирался слушать: ей в момент перегородили дорогу пять-шесть рук, и в каждой было по жестянке.

Призрак миссис Хэймен вырос у девушки за плечом и грозно воздел палец. Однако после недолгих колебаний Энни решила, что в данной ситуации пренебречь матушкиным заветом будет вполне извинительно. В конце концов, день у неё выдался сегодня тяжёлый, так что принять немного будет, может, и не лишним.

Энн схватила первую жестянку, которая пришлась под руку, и под одобрительные возгласы маханула её содержимое залпом.

– Уважаемые члены общины! – начала она, не переводя дыхания. – Мы очень признательны вам за гостеприимство, но меня совершенно не устраивает…

Тут Энн пришлось-таки выдохнуть. Тут же в глазах у неё зарябило, пол качнулся… И наступил полный блэкаут.

Глава восемнадцатая, в которой всё встаёт с ног на голову, но странным образом оказывается на своём месте

«…Безусловно, если отбросить предвзятость, забыть обиды, причинённые лично мне, да ещё сделать над собой определённое усилие и рассуждать беспристрастно, то можно – всё-таки можно, да, – предположить, что через тысячелетие-другое даже сей безумный народец сможет дозреть до подобающего уровня осознанности и самоконтроля.