Он подумал о страсти, которой предавался с Джулианной, и тело мгновенно накрыло волной возбуждения. Он все еще хотел ее – в этом не было ни малейших сомнений, – хотел так, что сходил с ума от вожделения. Доминик обнимал и целовал Надин после их помолвки, но не мог вспомнить ни мига, когда был точно так же ослеплен страстью к ней. Возможно, стоит ему снова оказаться лицом к лицу с Надин, и эта отчаянная физическая потребность быть с Джулианной тут же исчезнет. Он надеялся, что так и будет. Но все это действительно не имело никакого значения.
Потому что два года были очень долгим сроком. И при том, что два года не могли изменить его привязанность и преданность, они изменили его обязательства. Доминик посвятил себя цели: остановить революцию во Франции. Посвятил себя сохранению привычного французам образа жизни. Посвятил себя помощи роялистам в Луаре – и во всех остальных уголках страны.
Недавно Доминик сказал Джулианне, что ей не стоит его ждать.
У него не было иного выбора, кроме как сказать Надин то же самое. Она заслужила намного больше, чем он мог предложить ей: она заслужила любящего мужа и обычной, спокойной жизни.
– Доминик?
Он обернулся на звук голоса матери. И заставил себя улыбнуться, когда Катрин скользнула в холл в красном шелковом платье, рубинах и изысканном, усыпанном драгоценностями парике. Улыбаясь, мать направилась к Доминику.
– Ты выглядишь заправским щеголем, но – черный цвет? – Она удивленно вскинула тонко очерченную карандашом бровь. – Ты едешь в гости к своей невесте после двух долгих лет разлуки. Это – праздничный повод для встречи.
– На этом наряде настоял Жан, и, боюсь, я поддался на его уговоры.
Катрин потрепала его по щеке.
– Что ж, Жану не грех и уступить даже Бедфорду, ведь этот француз – воистину бесценный камердинер, – улыбнулась она и добавила: – Всю неделю мы мучительно ждали, пока Д’Аршан привезет Надин в город, чтобы ты смог наконец-то воссоединиться с ней.
Она пронзила сына испытующим взглядом.
Доминик взял мать за руку, и они направились к двери.
– Прошло два года. Согласись, два года – очень долгий срок и без привходящих обстоятельств вроде выживания в условиях войны и революции – для нас двоих. Ты знаешь, что я чувствую к Надин. Но я испытываю некоторый трепет.
Два швейцара в ливреях кинулись открывать массивную парадную дверь перед хозяевами.
– Ты знаешь Надин всю свою жизнь, – сказала графиня. – Она любит тебя, а ты любишь ее. Уверена, в тот самый момент, когда вы увидите друг друга, неловкость и отчужденность улетучатся.
Его мать обожала Надин. Графиня явно не обрадовалась бы, узнай она, что жена уже не вписывается в планы Доминика. Не порадовало ведь ее то, что он в свое время вернулся во Францию. Погрузившись в раздумья, он машинально помог матери сесть в роскошную черную карету, запряженную шестеркой лучших лошадей.
– Думаю, ты права, – уклончиво заметил он, садясь в экипаж рядом с Катрин.
Мать сжала его предплечье.
– Доминик, я должна поведать тебе кое-что, – мрачно сказала она.
Почувствовав, как внутри вздымается страх, Доминик выжидающе посмотрел на нее.
– Надин сильно изменилась.
Доминик нерешительно остановился на пороге гостиной Д’Аршана. И тут же увидел Надин, которая при его появлении медленно поднялась с дивана.
Он почувствовал, как волна теплоты накрыла его. Слава богу, Надин была жива!
Она еле заметно улыбнулась ему.
Доминик просиял ответной улыбкой. В физическом смысле Надин совершенно не изменилась. Она была миниатюрной, с темными волосами, темными глазами и оливковым цветом лица. Надин не надела парик, и ее густые темные волосы свободно спадали на спину. С лицом в форме сердца, пухлым, похожим на бутон розы ртом, темными глазами, обрамленными густыми черными ресницами, восхитительными формами и осиной талией, Надин отличалась невероятной красотой.
Она пристально посмотрела на Доминика, и слабая улыбка исчезла с ее лица. Их взгляды встретились, и на мгновение Доминик увидел в ее глазах тревогу.
– Доминик! – хором завизжали две младшие сестренки Надин.
Надо же, а он не заметил ни Вероник, ни Анжелины, ни даже самого графа Д’Аршана. Теперь-то Доминик увидел остальных членов семьи. Обе девочки понеслись к нему через всю гостиную, и Катрин предусмотрительно посторонилась, точно так же, как и дворецкий. Доминик расплылся в улыбке, когда сестры по-старомодному просто кинулись ему на шею.
– Почему ты так долго не приходил? – кричала одна из девочек по-французски.
– Мы так скучали по тебе, да и Надин тоже! – кричала другая на английском языке.
Вероник было двенадцать, Анжелине – тринадцать, но они были похожи почти как две капли воды, словно близнецы. Внешностью они пошли в покойную жену Д’Аршана, обе белокурые и с глазами янтарного оттенка.
– Я тоже скучал по вас, – сказал Доминик, расцеловывая каждую в обе щеки. – Но сейчас на какой-то миг подумал, что меня растопчут американские дикари!
Он наконец-то снова взглянул на Надин, продолжая улыбаться.
– Вы обе забыли о хороших манерах, – тихо сказала Надин сестрам, не отрывая пристального взгляда от жениха. – Добрый день, Доминик.