Оборванная переписка

Скоро я увидалъ и самого господина Ломачева. Онъ шелъ съ Нюсей и что-то оживленно говорилъ ей. Она слушала его съ несвойственною ей озабоченностью, и отъ этого казалась старше, чмъ я привыкъ видть ее.

Я шелъ по другой сторон улицы, и они не видли меня. Я такъ обрадовался, что встртилъ Нюсю въ необычный для меня часъ, что, ни о чемъ не думая, перебжалъ улицу, чтобы пожать ея руку. Мн показалось, что она тоже обрадовалась мн, покраснла, смутилась, заговорила о чемъ-то быстро и путано, но скоро овладла собой и спокойно сказала:

— Вы разв незнакомы? Леонидъ Александровичъ Ломачевъ.

Меня она не назвала. Мы посмотрли другъ на друга, едва прикоснувшись къ шляпамъ. Она сказала еще нсколько ничего незначущихъ фразъ, подозвала фіакръ и ухала.

Мы съ Ломачевымъ разошлись въ разныя стороны, не сказавъ другъ другу ни слова. Его красивая сдая голова и изящная фигура въ свтломъ пальто весь день не выходили у меня изъ головы. Впрочемъ, скоро я совсмъ забылъ о немъ. Анна становилась со мной все миле и ласкове, приходила къ намъ въ отель каждый вечеръ, соглашалась иногда здить съ нами за городъ и, вообще, скоро стала совсмъ «своя».

Въ одну изъ прогулокъ, я простудился, схватилъ лихорадку и слегъ. Три дня я пролежалъ въ жару, и Анна съ ея ласковыми глазами и мягкими манерами и милымъ голосомъ — не выходила у меня изъ головы.

Когда она пришла ко мн,- это было вечеромъ, въ конц третьяго дня, — я не поврилъ своему счастью, что вижу ее, самое, у меня… я не могъ сказать ни одного слова. Она тоже казалась взволнованной, была блдная, заплаканная.

— Анна Дмитріевна! Вамъ тяжело живется? — вырвалось у меня.

Она такъ искренно заплакала, что я самъ не помню, какъ схватилъ ее за об руки, притянулъ къ сев и поцловалъ ее.

О чемъ я думалъ тогда? Неужели я могъ предположить, что мой поцлуй утшитъ ее? Не знаю. Врне, что я ни о чемъ не думалъ, а просто мн было больно видть ее несчастной, для меня было счастьемъ взять ее за руки, поцловать ее… Тоже чувство толкнуло меня попросить ее выйдти за меня замужъ. Она согласилась не радостно, но охотно, съ тою же сдержанностью, которая меня такъ привлекала къ ней. Она точно ждала моего предложенія. И я принялъ это, какъ должное. Я не ждалъ отъ нея особенной радости и не думалъ о ней, — моя радость все покрыла собой.

Анна попросила меня «пока» молчать о нашемъ ршеніи. Она съ матерью должна была хать въ Парижъ, и мы условились съ ней, что и я пріду туда вслдъ за ними, и тамъ мы и обвнчаемся. Для меня эти подробности были безразличны, и я, конечно, согласился на все. Но мн было непріятно играть комедію, лгать и обманывать такихъ добрыхъ людей, какъ Вра Михайловна и ея сестра. Он такъ искренно желали этого брака и постоянно оставляли насъ съ Анной вдвоемъ. Нюся настаивала на прежнихъ отношеніяхъ: заходила каждый день, но ненадолго, не дозволяла провожать себя, запретила мн цловать себя…

Въ Париж все пошло иначе. Нюся объявила мн, что Анна Васильевна, посл бурной сцены, согласилась, что Анна уже не малолтняя, и можетъ отвчать за свои поступки сама. До тхъ поръ она держала ее на привязи. Теперь Нюся приходила ко мн, въ отель и оставалась со мной почти весь день; мы завтракали, здили по магазинамъ, что-то закупали, заказывали и только къ обду возвращались къ Анн Васильевн. Она не выказывала ни малйшаго недовольства, напротивъ, была очень ласкова со мной, сочувствовала мн, что не надо никакихъ особыхъ приготовленій, и торопила свадьбу.

У меня тогда умерла бабушка. Но — какъ я вамъ уже писалъ — я весь былъ полонъ собой, своимъ счастьем: ъ, и смерть моей старушки принялъ легко и безсердечно. Анна была возмущена этимъ и объявила, что сейчасъ же посл свадьбы мы подемъ въ Турьи Горы на могилы моихъ родныхъ. Она любила русскую деревню, давно была лишена ея — изъ-за болзни матери, — и не хотла проводить лто нигд, кром моего — нашего имнья.

И это меня несказанно радовало въ ней; моя будущая, семейная жизнь рисовалась мн еще полне и счастливе.

Свадьбу мы ршили сдлать совсмъ скромную. У Мурановыхъ не мало знакомыхъ въ Париж, но Анн не хотлось приглашать ихъ. Я вполн сочувствовалъ ей. Но необходимо было позвать достаточное количество свидтелей. Мы стали перебирать знакомыхъ.

— Я, кажется, встртилъ вчера Ломачева… Онъ въ Париж? — спросилъ я.

Анна отвтила совершенно спокойно:

— Очень можетъ быть… Его жена каждую весну здсь туалеты заказываетъ.

Анна Васильевна закашлялась, захрипла и вышла изъ комнаты. Въ дверяхъ она сказала:

— Нюся! Приди ко мн!

Анна, не торопясь, сложила модные журналы, лежавшіе передъ ней, и пошла въ комнату матери.

О чемъ он говорили тамъ — не знаю. Да я и не придалъ никакого значенія этому, зная, какъ Нюс много пришлось уже вынести отъ характера матери. Я только радовался, что всему этому я скоро положу конецъ, освобожу Анну отъ мученій. Но меня испугалъ ея взволнованный видъ, когда она, выйдя отъ матери, спросила меня:

— Слышали?

Я не усплъ еще отвтить, какъ она опять спросила:

— Слышали? Вдь совсмъ съ ума сошла!

— Я ничего не слышалъ… Что случилось?

Анна нервно разсмялась и сказала: