Оборванная переписка

— Можетъ быть, ей будетъ тогда невозможно существовать дальше. Можетъ быть, жизнь станетъ невыносимой для нея.

Прозрть! Что можетъ быть ужасне этого? Видть постоянно передъ собой осколки своего счастья, своей вры… Не радоваться ни вниманію, ни участью любимаго человка, не врить ничему тому, чему такъ мучительно хочется врить… Викторъ ласкаетъ дтей, а я вижу, какъ онъ точно также ласкаетъ того ребенка, онъ заботится о моемъ здоровьи, а мн кажется, что онъ ждетъ моей смерти… И чмъ горяче ласка — тмъ остре мое страданіе. Прежде каждое его участливое слово давало мн радость, каждая милая шутка — веселье… Теперь во мн постоянно клокочутъ слезы, злобное горе и жалость къ себ, къ моей разбитой вр.

Нтъ, нтъ; жестоко открывать глаза заблуждающимся, жестоко говорить счастливому человку:

— Ты думаешь, что счастливъ? Такъ смотри же, какъ ты ошибаешся, какъ обманутъ; взгляни: вотъ она правда! Прозри и убдись и ужаснись, какъ ты несчастенъ!

Вдь это безчеловчно! Посл этого жизнъ становится невыносимой, а правда ненавистной.

В. Ч.

P. C. Не забывайте меня слишкомъ скоро въ вашемъ душевномъ затишьи. Вы пишете, что точно все ушло куда-то далеко… Я предсказывала, что это случится, но не думала, что такъ скоро…

X Турьи Горы, 18 декабря

Мой бдный, мой дорогой другъ!

Вы очень несчастны, Я смутно угадывалъ это, но никогда не думалъ, что вы такъ страдаете…

Я какъ то, скоре шутя, чмъ серьезно, сказалъ:

— Ваша школа — запой вашъ… Точно вы хотите забыться и забыть что то…

Я не зналъ, какую правду сказалъ тогда. Меня просто изумляло, какъ вы работаете нервно и безъ отдыха, какъ боитесь остаться одна, какъ набиваете чисто-вншиимъ образомъ вашъ день, вашу жизнь тысячами впечатлній. Надо желать бжать отъ себя, чтобы жить такъ!

Мое душевное затишье, о которомъ вы говорите съ ироніей — безконечное срое небо: бури не жду, но и солнца не вижу. Иногда неудержимо захочется солнца; тогда я укладываю чемоданъ, чтобы хать въ Петербургъ… Вначал это было со мной часто, теперь является все рже и рже: вспомню т рамки, въ которыя я долженъ былъ бы вдвинуть себя, свои желанія, свои слова, всю свою душу, и остаюсь. Здсь — рамокъ никакихъ; нтъ даже ни сегодня, ни завтра…

С. Р.

Отчего ни слова о своемъ здоровьи? Здоровы ли вы?

XI 21 декабря, Петербургъ

Я здорова, дорогой Сергй Ильичъ, должно быть здорова, потому что не замчаю моего здоровья. И по-прежнему — какъ вы говорите — бгу отъ себя. Да, именно, бгу; это вы хорошо сказали. Когда не хочешь слышать чьего-нибудь голоса — стараешься шумть какъ можно больше… Я шумлю, хлопочу, бгу… Кругомъ меня суетятся маленькіе люди съ маленькими волненіями, но ихъ такъ много и они такъ шумятъ, что заглушаютъ голосъ моей совсти. Я топчусь, какъ блка въ колес, вроятно, все на одномъ мст, но мн кажется, что я стремлюсь къ чему-то и иду куда-то. И мн некогда скучать, некогда прислушиваться къ себ, некогда плакать…

Неужели вы остаетесь въ деревн? Значитъ, я васъ долго не увижу? Мн это больно.

Хоть пишите мн часто и много.

В. Ч.

XII Турьи Горы, 24 декабря

Да, я ршилъ остаться здсь, мой дорогой другъ, и съ радостью буду переписываться съ вами и часто, и много. Не знаю только, займутъ ли васъ мои письма. Моя здшняя жизнь такъ далека ото всего, что васъ занимаетъ и окружаетъ. Вотъ теперь — праздники, вы, наврное, заняты по горло: елка для Вити и Вовы, елка для пріютскихъ дтей, подарки… А рядомъ съ этимъ: отчетъ къ запоздавшему общему собранію, послдняя новая книга, засданія въ десяти разныхъ комитетахъ… Вздохнуть некогда!

Здсь — кругомъ все точно въ ват, въ блой пушистой ват: земля, деревья, домъ, люди, — все тепло закутано ею. Тропинка въ саду, ведущая на кладбище, идетъ между двумя блыми стнами почти въ мой ростъ вышиною, старыя сосны стоятъ вс косматыя отъ своей сдой гривы, домъ, длинный срый домъ, точно увязъ по поясъ въ снгу.

Вчера я вышелъ на крыльцо флигеля. Было девять часовъ утра. Солнце, еще не высокое, свтило ласково и весело; на нжно голубомъ неб толпились легкія облака. Пахло свжимъ снгомъ. И ни звука, ни одного звука. Точно жизнь отлетла куда-то.

Я ршилъ остаться здсь на долго и веллъ открыть большой домъ…

Вчера же я и перебрался въ него, т. е. собственно въ дв протопленныя комнаты. Но я обошелъ весь домъ. И вдругъ въ немъ на меня пахнуло, вмст съ сыростью нежилыхъ комнатъ, тмъ особымъ запахомъ, какимъ наполнены всегда помщичьи дома: смсь лавандовой воды съ кислой капустой.