Обратная сторона Юпитера

– Странно, странно… Очень странно… Может я с пропорциями не рассчитал, или ингредиенты несвежие… Вот как пить дать обманул меня лавочник, продажная душонка, точно обманул с корнем мандрагоры, – как бы сам с собой разговаривал доктор и почёсывал затылок, делая непонимающую мину и морща лоб, – ну ладно. Что ж, голубчик, хорошо, подождём. Может эффект от действия лекарств усилится, всё-таки он должен носить накопительный характер.

– Доктор, а раз я пошёл на поправку и съел пилюли, можно меня хотя бы развязать? Обещаю не кусаться, не бодаться и не биться головой о стены. Я же теперь послушный и уравновешенный, как удав.

– Ну это, голубчик, мне всё-таки кажется несколько преждевременно. Боюсь, что успех может носить временный характер. Но раз Вы так хотите размяться, давайте в качестве эксперимента, так сказать в счёт будущих побед, в виде исключения… Александра Юрьевна, будьте любезны, отвяжите Глеба.

– Вы уверены, доктор? – изумлённо спросила медсестра, – а что если будет как в прошлый раз?

– Ну-ну, всегда надо надеяться на лучшее, радость, моя! Давайте будем смелыми, может это пойдёт ему на пользу.

– Ну, доктор, бесстрашный Вы человек! В который раз поражаюсь Вашей храбрости. Ладно, но только под Вашу личную ответственность, я ещё раз рисковать… сами знаете, чем… не хочу, – с этими словами медсестра ловким отработанным движением развязала морские узлы на смирительной рубашке Холмса.

Тот наконец-то почувствовал свободу, размял затёкшие члены и начал делать гимнастические упражнения.

– Хорошо-то как, мать моя, женщина! – сказал он, вращая руками и кистями из стороны в сторону.

Затем начал вращать туловищем вокруг своей оси, после чего очередь дошла до головы и ног.

– Спасибо товарищу доктору за наше счастливое детство! – крикнул он, напоследок изображая раболепный вид.

– Вы, батенька, только не переусердствуйте. Давайте, сейчас на обед Вам кашки принесут, ещё парочку таблеточек и баиньки, до завтра. Договорились, любезнейший?

Весёлый доктор Весёлый, как ни парадоксально это звучит, перед выходом из палаты не на шутку повеселел. Они вместе с медсестрой вышли из палаты, не забыв закрыть за собой дверь на несколько засовов, которые долго хлопали, скрежетали и бухали. Холмс остался наедине с самим собой.

*****

Да… Есть над чем поразмыслить. Хотя бы понять какое сейчас число какого года, и вообще какое сейчас время суток и на какой он планете. Замазанные белой краской окна не давали об этом ни малейшего представления.

– «Всё вокруг белым бело, все мозги мне замело», – думалось Холмсу.

Но его гениальный разум требовал постоянной работы, он не мог простаивать ни секунды. В связи с этим Арес в бесконечной лихорадке обдумывал события последних дней и часов, по крайней мере какими их помнил. Он ещё раз пытался ассоциировать себя с Глебом и с Саратовом. Но нет. Не греет. Врёт весёлый доктор Весёлый. И эта его веснушчатая кобыла тоже врёт. Нет, не зря та капля пота, не зря так расстроился доктор при виде счастливого лица «Глеба». Стоп. Вот оно. Пытливый мозг Холмса всё-таки нашёл связующее звено, нашёл нестыковочку. Какой на хрен корень мандрагоры? Какой к чертям лавочник в Саратове? Проговорился ты, доктор Хаос! Решил купить меня, провести на мякине! Меня, самого Шерлока Холмса, с которым не мог справиться даже гений преступного мира, профессор Мориарти! Хотел развести на дешёвую картонную декорацию!

Но нет, просчитался ты, проклятый докторишка. Фух, даже камень с души упал. Вот кем бы я никогда не хотел быть, так это Глебом Геннадьевичем Ещенко. Тем более иметь три жены, четверо детей и жить в центре Саратова. Вот уж увольте от такого сомнительного удовольствия. Но по крайней мере теперь ясно, что надо делать. Ни в коем случае нельзя здесь ничего есть, а то того и гляди отравят, как того Наполеона на острове Святой Елены. Надо вести себя как требует ситуация, во всём соглашаться, а самое главное – найти Гелку-Ватсона. В принципе этот Лестрейд порядком надоел своими тусклыми рассказами и не очень-то и нужен. Скрипач не нужен, как говаривал… А кто, собственно, это говаривал? Да кто только и не говаривал, а в принципе это уже и неважно. Мысли потекли приятнее, ситуация определённости успокаивала и давала возможность к дальнейшим действиям.

Если есть в кармане трубка с табаком, значит всё не так уж плохо на сегодняшний день. Да, а его любимой трубки-то как раз и нет. Холмс пошарил в карманах. Но нет, конечно эти шаромыжники ничего не оставили, лишили его единственного удовольствия. Как там в Лестрейдовском анекдоте? Холмс курить так и не бросил, а Ватсон без трубки уже не мог? Эх, где-то сейчас мой Ватсон, мой молчаливый друг… Только ты меня всегда во всем понимал и поддерживал. Но ничего, дружище, мы ещё выпьем с тобой за здоровье. Дай только выбраться из этой поганой психбольницы.