Общественное мнение

Такова основная причина появления специалистов по связям с общественностью. Любая организованная группа людей со временем понимает: нужна им огласка или нет, журналисту нельзя разрешать выбирать самому, какие факты и какие впечатления сообщать. Безопаснее нанять агента, который встанет между группой и газетами. Имея такого специалиста под рукой, велик соблазн воспользоваться его стратегическим положением. «Незадолго до войны, – говорит Фрэнк Кобб, – газеты Нью-Йорка провели перепись аккредитованных агентов с постоянной занятостью и обнаружили, что их около двенадцати сотен. Я не представляю, сколько их сейчас (в 1919 году), зато точно знаю, что многие прямые каналы передачи новостей закрыты, и предназначенная для публики информация сначала обязательно проходит через специалистов. Такие специалисты есть у крупных корпораций, у банков, у железных дорог, у любой организации, будь то бизнес, общественная или политическая деятельность. Они выступают своеобразными посредниками. Их услугами пользуются даже политики»[222].

Если бы специалист по связям с общественностью просто сообщал очевидные факты, он был бы лишь секретарем. Но поскольку факты, касающиеся громких тем, не так просты и совсем не очевидны, из них нужно выбирать, составлять определенное мнение. Естественно, что каждый хочет самостоятельно решать, что именно напечатают в газете. Этим и занимается агент – тем самым избавляя репортера от многих проблем, ибо представляет ясную картину ситуации. Из этого же следует, что картина, которую агент создает для репортера, – это та картина, которую он хочет, чтобы увидела публика. Он и цензор, и пропагандист, он несет ответственность только перед работодателями. А перед истиной он ответственен ровно настолько, насколько истина соответствует интересам его работодателя.

Развитие профессии агента по связям с общественностью – явный признак того, что факты современной жизни не сами по себе принимают тот вид, в каком они предстают перед общественностью. Кто-то должен придать им форму, а поскольку журналисты, погрязшие в ежедневной рутине, не могут этим заниматься, а бескорыстные умы встречаются редко, то формулировку новостей берут на себя заинтересованные стороны. Хороший агент понимает, что положительные стороны освещаемого им вопроса не могут стать новостью, разве что эти странные достоинства не проступают ярким пятном на фоне обыденной жизни. Причем вовсе не потому, что положительные аспекты газеты не интересуют, а потому, что не стоит писать, что ничего не случилось, когда никто и так ничего не ожидал. Если агенту по связям с общественностью нужно привлечь публику, ему придется что-то создать.

И он устраивает какую-то выходку: мешает движению на улицах, дразнит полицию, каким-то образом умудряется привязать своего клиента или свое дело к событию, которое уже фигурирует в умах как новость. Суфражистки хотя и неохотно, но пользовались этими уловками, благодаря чему проблема избирательного права не покидала газетных страниц даже после того, как аргументы «за» и «против» избирательных прав женщин набили оскомину, и люди стали считать движение суфражисток устоявшимся институтом американской жизни[223]. К счастью, у суфражисток, в отличие от феминисток, была совершенно конкретная цель, и цель очень простая. Участие в выборах – это своеобразный символ, очень непростой символ. Об этом знали и самые ярые защитники, и самые ярые противники. Но право голоса – право простое и знакомое всем. В дискуссиях о проблемах труда, которые являются, вероятно, главным пунктом в обвинениях против газет, право на забастовку, как и право голоса, вещь понятная. А вот причины и цели конкретной забастовки, как и причины и цели движения женщин, с первого взгляда не видны.