Общественное мнение

Именно в этом аспекте газеты сильнее всего влияют друг на друга. Так, когда началась война, американские газеты столкнулись с темой ранее не знакомой. Некоторые ежедневные газеты, достаточно богатые, чтобы первыми получать новости по телеграфу, первыми их и публиковали. И то, как они эти новости преподносили, стало образцом для всей прессы. Но откуда взялся этот образец? Он пришел из английской прессы. Но вовсе не потому, что Нортклифф[228] владел американскими газетами, а потому что английскую корреспонденцию сначала было легче купить, а позже английские газеты легче было читать. В Лондон стекались все новости, и именно там была разработана определенная методика освещения войны. Нечто подобное произошло и с репортажами о революции в России. В этом случае информационный доступ был закрыт военной цензурой, как со стороны России, так и со стороны союзников, а еще накладывались трудности русского языка. А прежде всего, сложность для эффективного освещения новостей заключалась в том, что о хаосе, даже если этот хаос эволюционирует, писать невозможно. Благодаря такой ситуации новости о России, которые писались в Гельсингфорсе, Стокгольме, Женеве, Париже и Лондоне, попадали в руки цензоров и пропагандистов.

Долгое время эти новости никто не проверял. И пока журналисты не выставили себя на посмешище, они умудрились создать из круговерти событий, происходящей в России, взяв некоторые реально существующие детали, целый набор стереотипов, вызывающих такую ненависть и страх, что даже журналистский инстинкт – стремление пойти, посмотреть и рассказать – оказался надолго раздавлен[229].

Газета, когда она попадает к читателю, уже является результатом многочисленного выбора: какие статьи должны быть напечатаны, в каком месте, сколько места каждая из них должна занимать, какой акцент нужно в каждой из них поставить. А объективные стандарты отсутствуют, есть только условности. Возьмем две газеты, изданные в одном городе одним и тем же утром. Заголовок одной из них гласит: «Великобритания обещает помощь Берлину против французской агрессии. Франция открыто поддерживает поляков». Заголовок второй: «Еще одна любовь миссис Стильман». Что вы захотите прочесть – это дело вкуса, но редактор не может следовать своим вкусам. Ему нужно решить, что сможет привлечь конкретных читателей к его газете. На полчаса.

Проблема, как привлечь внимание, никоим образом не равна проблеме, как показать новости в особом ключе, с точки зрения, например, какой-то религии или этической культуры. Она равна проблеме, как вызвать у читателя чувства, как подтолкнуть его к ощущению сопричастности с тем, о чем он читает. Новости, которые не дают возможности приобщиться, не смогут собрать широкую аудиторию. Читатели должны вовлекаться в новости так же, как они вовлекаются в театральную постановку, ассоциируя себя с ее участниками. Как зритель задерживает дыхание, когда героине угрожает опасность, как он помогает Бейбу Рут замахиваться битой, так читатель должен проникнуться новостью. Ему необходимо найти в статье знакомую точку опоры, которую и обеспечивают стереотипы. Стереотипы подсказывают, что если объединение сантехников называется «синдикатом», то нормально чувствовать враждебность, а если ее называют «группой ведущих бизнесменов», это сигнал к симпатии.

Сила формирования общественного мнения заключается именно в сочетании элементов. Редакционные статьи ее укрепляют. Порой, когда на страницах новостей представлена слишком запутанная ситуация, и читателю сложно в ней разобраться, надо дать подсказку, с помощью которой он вовлекается. Подсказка нужна, если читатель хочет срочно узнать новости. Ему требуется некий намек, который укажет, где конкретно он, как человек, считающий себя таким-то и таким-то, должен соединить свои чувства с освещаемыми новостями.

«Говорят, – пишет Уолтер Баджот, – что если вы сможете заставить англичанина из среднего класса задуматься о том, есть ли „улитки на Сириусе“, то он скоро составит об этом мнение. Его трудно заставить задуматься, но если он начинает думать, то не может остановиться и обязательно придет к какому-нибудь решению. У бакалейщика есть сформированные убеждения относительно внешней политики, у молодой леди – полноценная теория таинств, и ни один ни в чем не сомневается»[230].