Предположим, что забастовке предшествовали чрезвычайно плохие условия труда. Как оценить, насколько они были плохи? Ответ: согласно представлениям людей о нормальном уровне жизни, гигиене, экономической безопасности и человеческом достоинстве. На производстве могут довольно сильно отходить от теоретического стандарта общества, а отчаявшиеся рабочие могут не иметь сил на протест. Условия могут быть и выше стандартных, а рабочие могут яростно протестовать. Стандарт – крайне расплывчатая мера. Однако будем считать, что условия ниже нормы, как ее понимает редактор. Порой, не дожидаясь угроз со стороны рабочих, он, например, по совету социального работника, отправляет на производство журналистов и тем самым обращает внимание на плохие условия труда. Конечно, нельзя делать это часто, поскольку такие расследования требуют времени, денег, особого таланта и много места. Чтобы рассказ о плохих условиях выглядел правдоподобно, нужно посвятить ему не одну колонку. Чтобы рассказать правду о сталелитейщиках в округе Питсбурга, понадобился штат журналистов-расследователей, куча времени и несколько толстенных томов. Невозможно предположить, чтобы какая-либо ежедневная газета ставила себе задачу проводить исследование по экономической ситуации в Питсбурге или составлять межцерковные отчеты по сталелитейной продукции. Чтобы добыть такие новости, требуется масса усилий и ресурсов, а ежедневная пресса себе такого позволить не может[224]
.Сами по себе плохие условия работы не являются новостью – за исключением редких случаев, журналисты получают такой материал не из первых рук. Сначала материал кто-то обрабатывает, и лишь потом он попадает на страницы газет. Например, плохие условия могут превратиться в новость, если департамент здравоохранения сообщит о необычайно высоком уровне смертности в промышленной зоне. Если вмешательства извне нет, то факты станут новостью лишь тогда, когда рабочие организованно выдвинут требования работодателям. И даже в этом случае, если дело можно легко урегулировать, то ценность такой новости невелика, неважно, улучшатся ли в результате такого урегулирования сами условия труда. Но если трудовые отношения завершаются забастовкой или массовыми увольнениями, ценность новости возрастает. Если остановка работы затрагивает услугу, от которой непосредственно зависят читатели газет, или если она связана с нарушением порядка, то ценность такой новости еще выше.
Исходную проблему можно проследить по новостям через легко узнаваемые симптомы: требование, забастовку, беспорядок. С точки зрения рабочего или бескорыстного искателя справедливости, требование, забастовка и беспорядок – лишь эпизоды в чрезвычайно сложном процессе. Но поскольку и журналистам, и поддерживающей большинство газет публике неизвестны жизненные реалии рабочих, им обычно приходится ждать сигнала в форме явного действия или правонарушения. Когда сигнал поступает, скажем, рабочие бастуют, или подключают полицию, он приводит в действие стереотипы людей о забастовках и беспорядках.
Новость оживляется посредством личного опыта читателя и репортера. Понятно, что этот опыт несопоставим с опытом самих бастующих. Они-то непосредственно ощущают, как вспыльчив начальник цеха, как действует на нервы однообразный автоматизированный труд, как нечем дышать, как маются жены; они видят, как плохо физически развиваются дети и в каком убогом состоянии находится их жилье. Этими ощущениями насквозь пропитаны лозунги бастующих. Однако репортер с читателем видят сначала лишь какую-то забастовку и какие-то призывы. И вкладывают в них свои ощущения. А они могут ощущать свою личную нестабильность, потому что из-за бастующих не доставят товары, которые им нужны для работы, потому что будет дефицит и повысят цены, и вообще все происходящее причиняет кучу неудобств. Это тоже реалии. И когда люди придают окраску абстрактной новости об объявлении забастовки, рабочие, как водится, оказываются в невыгодном положении. Вернее сказать, так водится в сложившейся системе производственных отношений: только явное действие, направленное против производственного процесса, дает толчок новостям, источником которых выступает недовольство или надежды рабочих.
Получается, сначала возникают сложные обстоятельства, затем происходит явное действие, которое сигнализирует об этих обстоятельствах, затем стереотипное издание публикует этот сигнал, и рождается смысл, который вкладывает в публикацию читатель после того, как он сам извлекает этот смысл из личного опыта. Впечатление, которое производит на читателя забастовка, может быть действительно очень важным, но для центральной проблемы, спровоцировавшей забастовку, оно непринципиально. В то же время это непринципиальное значение автоматически является самым интересным[225]
. Для читателя разобраться, хотя бы в воображении, в этих центральных вопросах, значит сделать шаг за пределы самого себя, попасть в абсолютно другую жизнь.