Общественное мнение

В глубине души социолог с ним согласен. У него самого нет внутренней уверенности в собственной работе. Он верит в нее лишь отчасти и, в отсутствие полной уверенности, не может найти веских оснований, чтобы настаивать на собственной свободе мысли. Разве вправе он что-то заявлять, учитывая, что у него есть совесть?[235] Его данные неточны, а средства проверки и вовсе отсутствуют. Его лучшие качества являются источником разочарования. Ведь если он действительно критически настроен и пропитан научным духом, он не может быть доктринером и биться смертным боем с членами правления, исследователями, Гражданской федерацией и консервативной прессой за теорию, в которой сам не уверен. Если уж и идти на смертный бой, то надо сражаться за Господа, но, занимаясь политической наукой, ученый всегда немного сомневается, призвал ли его Господь.

Следовательно, если социальная наука по большей части носит апологетический, а не конструктивный характер, то объяснение тому лежит в ее возможностях, а вовсе не в «капитализме». Физики сумели освободиться от давления церкви, когда разработали метод, позволяющий делать выводы, которые нельзя скрыть, нельзя игнорировать. Они обрели достоинство и поняли, за что сражаются. Социолог тоже обретет достоинство и силу, когда выработает свой метод. Он справится с этой задачей, когда увидит свою возможность в потребности руководителей Великого общества обладать инструментами анализа, с помощью которых невидимую среду можно сделать понятной.

Однако в настоящий момент социолог собирает данные из массы разрозненного материала. Социальные процессы фиксируются крайне нерегулярно, часто записываются лишь отдельные происшествия, связанные с управлением. Доклад на заседании конгресса, дебаты, расследования, юридические справки, перепись населения, тарифные ставки, шкала налогов; сначала этот материал, подобно черепу пилтдаунского человека[236], следует сложить в цельную картину путем искусных умозаключений, и лишь потом исследователь получит представление об изучаемом событии. Несмотря на то, что это представление связано с сознательной жизнью его сограждан, оно часто оказывается туманным, потому что исследователь, пытающийся обобщить данные, практически не контролирует, как они собираются.

Представьте ситуацию, когда медицинские исследования проводят люди, которые редко бывают в больнице, не могут ставить опыты на животных и вынужденно делают выводы, основываясь на рассказах переболевших людей, отчетах медсестер, у каждой из которых своя система диагностики, и собранной налоговой службой статистике о сверхприбыли аптекарей. Социологу обычно приходится извлекать все, что можно, из категорий, которые безапелляционно принимал чиновник, когда приводил в исполнение какую-то часть закона, когда он хотел кого-то оправдать, убедить, что-то заявить или доказать. Исследователь все понимает, и чтобы защитить научное знание, он развил специальную область, где детально представлено, как ставить данные под сомнение.

Такая позиция, без сомнения, добродетельна, но если она лишь исправляет сложившееся в социальной науке нездоровое положение, то эта добродетельность неубедительна. Ученый обречен, призвав на помощь всю свою проницательность, догадываться, почему в непонятной ситуации могло произойти то или иное. Зато эксперт, которого наняли в качестве посредника между представителями, а еще в качестве зеркала и средства оценки управления, совсем по-другому оперирует фактами. Он не обобщает факты, которые представляют ему люди действия, а сам готовит для них факты. В этом заключается кардинальное изменение его стратегического положения. Он больше не стоит в сторонке, пережевывая жвачку, которую подсовывают ему профессионалы, он становится человеком, влияющим на принятие решений, а не просто узнающим о последствиях. Современная последовательность действий такова: профессионал в своем деле находит нужные ему факты и принимает решение на их основе, затем, некоторое время спустя, социолог прекрасно объясняет, по каким причинам тот принял или не принял мудрое решение. Такие «постфактум» отношения академичны в самом плохом смысле этого прекрасного слова. На самом деле последовательность действий должна быть иной: объективный эксперт сначала находит и объясняет профессионалу факты, а затем строит умные теории, сравнивая решение, которое он понимает, и факты, которые он структурировал.