Общественное мнение

В одном американском посольстве я раз услышал, как посол признался, что сообщал в Вашингтон только те сведения, которые подбадривали бы народ. Этот мужчина очаровывал всех, кто с ним был знаком, помог многим военнослужащим, оказавшимся в затруднительном положении, и великолепно смотрелся, когда открывал какой-то памятник. Однако посол не понимал, что сила эксперта в том, что он отделяет себя от людей, которые принимают решения, его лично, как эксперта, не должно волновать, какое решение будет принято. А человека, который, как и этот посол, занимает определенную позицию и вмешивается в принятие решений, вскоре сбрасывают со счетов: «Надо же, и он туда же». Ведь когда он слишком вовлекается, он начинает видеть то, что хочет видеть, и, соответственно, перестает видеть то, что должен. Его назначили, чтобы он разъяснял невидимое. Он представляет людей, которые не являются избирателями, разъясняет функции избирателей, которые не очевидны, описывает события, которые другие не видят, и отношения между вещами и людьми, говорит за немых и еще не рожденных. Его избиратели – нематериальны, из них нельзя сформировать политическое большинство, поскольку голосование – это, в конечном счете, проверка наличия силы, некая битва, а у эксперта под рукой нет конкретно выраженной силы. Он может продемонстрировать свою власть, нарушив расстановку сил у других. Делая невидимое видимым, он сталкивает людей, обладающих реальной силой, с новой средой, провоцирует их на новые идеи и чувства, выбивает им почву из-под ног и, соответственно, влияет на принятие решений самым серьезным образом.

Люди не могут долго действовать, вступая в противоречие со средой, как они себе ее представляют. Если они твердо решили действовать так, а не иначе, им придется пересмотреть свои взгляды на эту среду, подвергнуть среду цензуре, рационализировать ее. Но если в своей реальности они встречаются с каким-то бросающимся в глаза фактом, столь назойливым, что его нельзя отрицать, перед ними открываются три пути. Они могут неуклюже попытаться его проигнорировать, хотя тем самым себе навредят, определенно перегнут палку и потерпят фиаско. Они могут принять этот факт во внимание, однако отказаться что-то предпринимать, за что расплатятся внутренним дискомфортом и разочарованием. Или – и, на мой взгляд, это наиболее частый случай – они адаптируются, подстраивая свое поведение к этой расширенной среде.

Представление о том, что эксперт – человек, который сам ни на что не годится, поскольку он позволяет другим принимать решения, совершенно противоречит опыту. Чем более неявные элементы влияют на принятие решения, тем большей властью обладает эксперт. Более того, он уверен, что в будущем будет обладать еще большей властью, поскольку важные факты будут все чаще ускользать от избирателя и чиновника. Все руководящие органы будут стараться создавать исследовательские и информационные отделы, а те, в свою очередь, будут выпускать свои щупальца и охватывать все больше пространства, по примеру разведок, коими обладают все армии мира. Но эксперты останутся, и они всего лишь люди. У них в руках будет власть, а еще искушение выступить в роли цензоров и взять на себя реальную функцию принятия решений. Если не прописать, что конкретно они должны делать, они будут стараться сообщать лишь те факты, которые сами считают уместными, и доводить до решений, которые одобряют сами. Иными словами, они превратятся в бюрократию.

Единственное, что способна сделать организация в качестве превентивной меры, так это явно отделить персонал, который исполняет решения, от персонала, который расследует и собирает информацию. Действовать должны параллельные, но совершенно разные группы людей, которых отдельно нанимают, работу которых оплачивают, по возможности, из разных фондов. Они должны нести ответственность перед разными руководителями и быть, по сути, не заинтересованными в личном успехе друг друга. В промышленности аудиторы, бухгалтеры и инспекторы должны быть независимы от управляющего, главного инженера или мастера по цеху. В дальнейшем, мне кажется, мы поймем: чтобы взять промышленность под общественный контроль, механизм фиксации данных не должен зависеть от советов директоров и акционеров.

Но когда мы создаем информационные отделы в промышленности или в политике, нам есть от чего оттолкнуться. Хотя необходимо настаивать на разделении функций, не стоит слишком точно прописывать, в какой форме это должно происходить в каждом конкретном случае. Есть люди, которые понимают, что значит сбор сведений, они легко одобрят такую деятельность. Есть люди, которые ее не понимают, но без самих сведений работать не в состоянии. А есть люди, которые будут противиться. Если этот принцип – необходимость собирать информацию – закрепится в каждом учреждении, он будет развиваться. Главное – начать.