Общественное мнение

Нанимать на работу чиновников информационного отдела надо бессрочно, а впоследствии предоставлять щедрую пенсию и отпуска для повышения квалификации и обучения. Увольнять его можно лишь после рассмотрения дела коллегами-профессионалами. В случае с такими сотрудниками должны соблюдаться условия, которые применимы в ситуации любой некоммерческой интеллектуальной деятельности. Если предстоит чрезвычайно важная работа, то людям, которые ее выполняют, необходимо обеспечить достойные условия и безопасность. А, по крайней мере, сотрудники высокого ранга должны обладать той свободой мысли, которой обладают лишь те, кто не занимается непосредственным практическим решением проблем.

Доступ к материалам должен быть свободным. Сотрудникам надо дать разрешение просматривать любые документы и задавать вопросы любому должностному или постороннему лицу. Анализ такого рода идет постоянно. Он совсем не похож на громкие парламентские расследования и эпизодические поиски компромата, которые свойственны современному правительству. Отдел должен иметь право предлагать министерству процедуры бухгалтерского учета, а в случае отклонения этого предложения или нарушения уже принятого, подавать апелляцию в Конгресс.

Каждый информационный отдел будет, в первую очередь, выступать связующим звеном между Конгрессом и министерством, и, на мой взгляд, будет справляться с задачей лучше, чем члены кабинета министров в Палате представителей или в Сенате. Хотя одно никоим образом не исключает другого. Отдел будет выступать оком Конгресса и следить за выполнением его политики. Это был бы ответ министерств на критику со стороны Конгресса. И поскольку работа министерства будет постоянно на виду, Конгресс перестанет чувствовать потребность издавать мелкие законы, порожденные недоверием и ложной доктриной разделения властей, которая так сильно затрудняет эффективное управление.

Конечно, каждый из десяти отделов не может работать в полной изоляции. У них есть шанс наладить между собой «сотрудничество», о котором так много говорят, но которое никто не видит. Понятно, что различные отделы должны по возможности использовать сравнимые стандарты измерения. Они обменивались бы данными. Так, если военное министерство и министерство почт закупают пиломатериалы, нанимают плотников или возводят кирпичные стены, им не обязательно обращаться в одно и то же учреждение, поскольку это создаст чрезмерную централизацию. Но они могли бы использовать одинаковые параметры измерения вещей, знать, что их сравнивают, и относиться друг к другу как к конкурентам. И чем больше конкуренции такого рода, тем лучше.

Ценность конкуренции определяется ценностью стандартов, которые используются для ее измерения. Вместо того, чтобы задавать себе вопрос, верим ли мы в конкуренцию, следует спросить себя, верим ли мы в то, за что соревнуются конкуренты. Никто в здравом уме не собирается «упразднять конкуренцию» – когда исчезнут последние остатки соперничества, усилия общества будут направлены на механическое подчинение рутине, изредка нарушаемой порывами естественного вдохновения. При этом никто не хочет довести конкуренцию до логического конца, когда все вокруг вступают в борьбу не на жизнь, а на смерть. Проблема заключается в выборе целей конкуренции и правил игры. Почти всегда правила игры диктует наиболее понятный и очевидный стандарт измерения: деньги, власть, популярность, аплодисменты или «демонстративное потребление» Веблена. А какие еще стандарты измерения предлагает наша цивилизация? Как измеряются эффективность, производительность, качество обслуживания, то есть то, что мы всегда требуем?

По большому счету никаких других измерений нет, а значит, и конкуренция для достижения этих идеалов не высока. Поскольку разница между высшими и низшими мотивами заключается не в разнице между альтруизмом и эгоизмом[239], как считается, а между действиями, когда цели легко понятны, и когда цели неясны и туманны. Предложите человеку зарабатывать больше, чем его сосед, и он получит ясную цель, будет знать, к чему стремиться. Предложите ему больше служить обществу, и у него возникнет вопрос: что конкретно можно отнести к служению обществу? Как проверить, как измерить? Все это субъективное ощущение, чье-то мнение. Скажите человеку в мирное время, что он должен послужить своей стране, и это прозвучит как праведная банальность. Скажите ему то же самое во время войны, и слово «служение» обретет смысл. В него войдет целый ряд конкретных действий: поступление на военную службу, или покупка облигаций, или экономия продуктов, или работа за доллар в год. В каждом из этих действий человек точно видит шаг к конкретной цели: чтобы на фронте сражалась армия, превосходящая по численности и вооружению армию врага.