Стереотип, заключенный в словах «прогресс» и «совершенство», изначально сложился благодаря техническим изобретениям. Таковым он остался, в целом, по сей день. В Америке (более чем в любой другой стране) технический прогресс произвел такое глубокое впечатление, что изменились морально-нравственные нормы. Американец вытерпит практически любое оскорбление, кроме обвинения в том, что он не прогрессивен. Неважно, выходец он из древнего коренного народа, или иммигрант в первом поколении, колоссальный рост американской цивилизации всегда привлекал его внимание. Это формирует фундаментальный стереотип, сквозь который он смотрит на мир: деревенька станет мегаполисом, скромное здание – небоскребом, маленькое станет большим, медленное будет быстрым, бедные станут богатыми, малое количество превратится в большое… что бы ни было сейчас, оно станет еще лучше.
Конечно, не каждый американец видит мир в таком ракурсе. Генри Адамс[68] видел мир иначе, и Уильям Аллен Уайт[69] тоже. Зато таким его видят люди, которые в посвященных религии успеха журналах фигурируют как Творцы Америки. Именно этот мир они имеют в виду, когда проповедуют эволюцию, прогресс, процветание, конструктивность, американский образ действий. Можно, конечно, смеяться, но на самом деле они используют очень значимую модель человеческой деятельности. Начнем с того, что она заимствует объективный критерий, во-вторых, она заимствует приземленный критерий, и в-третьих, приучает людей мыслить количественно. Конечно, ее идеал путает совершенство с размером, счастье со скоростью, а человеческую природу с хитроумным приспособлением. Однако движут людьми те же мотивы, которые когда-либо приводили (или еще приведут) в действие любой моральный кодекс. Стремление заполучить что-то самое большое, самое быстрое, самое высокое или, если вы изготовитель наручных часов или микроскопов, сделать что-то самое маленькое, одним словом, любовь к самому-самому и «не имеющему равных», в принципе и в перспективе – благородная страсть.
Американская версия прогресса вписалась и в экономическую ситуацию, и в картину человеческой природы, учитывая многофакторность и того, и другого. И направила необыкновенную степень драчливости, жажды наживы и власти в лоно продуктивной работы. Кроме того, до, быть может, последних лет, американский прогресс не подрывал инициативы активных членов сообщества. Они создали цивилизацию, которая дарит своим создателям более чем достаточное, на их взгляд, удовлетворение в работе, браке и игре. А дикое стремление одержать победу над горами, дикой природой, расстоянием и человеческой конкуренцией даже сделало некий вклад в развитие религиозного чувства, связанного с ощущением единства со вселенной и понимания цели мироздания. Модель оказалась столь успешной с точки зрения целого ряда идеалов, практического ее применения и результатов, что любые посягательства на нее расцениваются как антиамериканизм.
И все равно, эта модель описывает наш мир лишь отчасти и весьма нерациональным способом. Привычка думать о прогрессе как о «развитии» привела к тому, что многие аспекты окружающей среды просто не замечали. Имея перед глазами стереотипное понимание «прогресса», американцы в массе своей воспринимали лишь то, что соответствовало этому прогрессу. Они замечали, как растут города, но не видели, как расползаются трущобы. Они радостно приветствовали данные переписи, но не желали задумываться о перенаселенности. Они гордо подчеркивали, как идет развитие, но не замечали, что люди уезжают в города, покидая свою землю, не видели проблем ассимиляции у мигрантов. Они неистово расширяли производство, безрассудно нанося ущерб природным ресурсам. Они создавали гигантские корпорации, не налаживая производственных отношений. Они превратились в одну из самых могущественных стран на земле, не подготовив ни свои институты, ни свой разум к выходу на мировую арену. Они ввязались в Мировую войну, будучи морально и физически не готовыми, а потом вышли из нее с разбитыми иллюзиями и без нужных выводов.