Общественное мнение

Политические идеологии послушно следуют этим правилам. Для реализма обязательно найдется точка опоры, и в споре легко угадывается картина реального зла, например, угроза нападения немцев или классовый конфликт. Всегда присутствует описание какого-то нюанса нашего мира, убедительное благодаря соответствию нашим привычным представлениями. Но поскольку идеология имеет дело как с незримым будущим, так и с осязаемым настоящим, она вскоре незаметно пересекает контролируемую границу. Описывая настоящее, вы находитесь более или менее в рамках общеизвестного опыта. Описывая то, что никто ранее не испытывал, вы неизбежно прекратите себя сдерживать. Вы стоите на пороге решительной битвы между добром и злом и сражаетесь, очевидно, на стороне Господа… Истинное начало, истинное согласно устоявшимся нормам, и счастливый конец. Любой марксист очень жестко относится к бесчеловечности настоящего и очень радостно описывает время, когда свергнут диктатуру. Так поступали и военные пропагандисты: не было отвратительного, звериного качества, которого они не нашли бы в людской природе к востоку от Рейна… или к западу от него, если писали немцы. Они обнаружили там звериное начало, все было в порядке. Но после победы воцарился вечный мир. А образы они создавали довольно цинично, преднамеренно. Опытный пропагандист знает: хотя начать следует с реального анализа, далее следует остановиться, поскольку скука реальных политических процессов вскоре погубит весь интерес. Поэтому пропагандист предлагает сносно правдоподобное начало, а затем долго поддерживает интерес, размахивая паспортом, который позволит поселиться на небесах.

Эта формула работает, когда распространенный в обществе вымысел переплетается с личной острой необходимостью. Но, сцепившись в пылу битвы, изначальная личность и изначальный стереотип, обеспечивший этот союз, могут полностью исчезнуть.

12. Пересмотр собственных интересов

Итак, одна и та же история звучит по-разному для всех, кто ее слышит. Каждый человек будет ее рассказывать со своего ракурса, поскольку не бывает двух совершенно одинаковых переживаний. Поэтому каждый воспроизведет ее по-своему, пропитает своими личными чувствами. Порой чрезвычайно талантливый художник заставляет нас проникнуть в жизнь, совершенно не похожую на нашу собственную, жизнь, которая на первый взгляд кажется скучной, омерзительной или эксцентричной. Но такое случается редко. Почти в каждой привлекательной для нас истории мы становимся персонажем и разыгрываем роль, изображая что-то лично. Наше лицедейство может быть утонченным или грубым, мы можем полностью вовлекаться или стремиться лишь к примитивному сходству, однако вся наша игра будет напитана чувствами, которые вызывает наше представление об этой роли. Получается, в изначальном сюжете что-то подчеркивается, искажается и приукрашивается теми людьми, теми умами, которые этот сюжет обрабатывают. Представьте, что пьесу Шекспира переписывали каждый раз, когда она ставилась на сцене, изменяя по просьбе актеров и зрителей акценты и общий смысл.

Нечто очень похожее происходило со сказаниями о подвигах героев, пока их не записали в окончательной версии. В наши дни наличие хоть какой-то печатной документации сдерживает избыток фантазии в отдельно взятом человеке. Но слухи почти никак не проверить, и история в ее изначальном виде, правдивая или вымышленная, отращивает крылья и рога, копыта и клювы по мере того, как над ней, пересказывая, работает художник. Версия первого рассказчика не сохраняет ни формы, ни пропорций. Ее редактируют и переделывают все, кто ее слышал, кто с ней играл, кто обдумывал ее в голове целый день, а затем передавал дальше[107].

Следовательно, чем более разношерстна аудитория, тем разнообразнее будет ее реакция на какую-то историю. Ведь по мере увеличения аудитории уменьшается количество повторяющихся слов. Поэтому общие факты при пересказе становятся все более абстрактными. Получившуюся историю, лишенную четких характерных особенностей, слушают люди с самыми разными особенностями характера, которые они впоследствии в нее и вкладывают. Характер рассказа меняется не только в зависимости от пола и возраста, расы, религии и социального положения. На него влияют и более неявные качества, например, унаследованное или приобретенное телосложение человека, его способности, карьера, настроение и даже то, какую роль он играет в реальной жизни. То малое из проблем общества, что до человека доходит – через пару строчек в газете, несколько фотографий или анекдотов и собственный случайный опыт, – он пропускает через свои штампы и стереотипы и оживляет собственными эмоциями. Свои личные проблемы он не воспринимает как частные образцы проблем какого-то большего мира, зато его рассказы об этом большом мире имитируют частную жизнь, просто в увеличенном масштабе.