Общественное мнение

Это сводит на нет влияние экономического детерминизма. Если наши экономические интересы состоят из наших изменчивых представлений об этих интересах, то такая теория абсолютно не годится в качестве универсального ключа к социальным процессам. Согласно этой теории, люди способны принять только один вариант своего интереса, и, приняв его, они неотвратимо движутся к его реализации. Эта теория предполагает наличие определенного классового интереса. Но само предположение неверно. Классовый интерес можно понимать широко или узко, эгоистично или бескорыстно, в отсутствии фактов, при наличии некоторых фактов или множества фактов, правды и заблуждения. Так разрушается марксистский способ разрешения классовых конфликтов, который постулирует, что если бы вся собственность была общей, то исчезли бы классовые различия. Само предположение неверно. Собственность вполне может находиться в общем владении и при этом не мыслиться как единое целое. И в тот момент, когда какая-либо группа людей не сможет увидеть коммунизм коммунистическим взглядом, они тут же поделятся на классы, основываясь на том, что увидят.

В сложившейся системе общественного порядка марксистский социализм делает упор на имущественный конфликт, считая, что именно благодаря ему формируются мнения. В системе расплывчато определяемого рабочего класса он игнорирует имущественный конфликт как основу волнений, а в системе общества будущего имущественный конфликт, как и конфликт мнений, существовать перестанет. При сложившемся общественном порядке, возможно, чаще, чем это было бы при социализме, встречается, когда один человек проигрывает, если другой выигрывает. Однако на каждый случай, когда один должен проиграть, чтобы другой выиграл, есть бесконечные случаи, когда люди выдумывают конфликт из ничего, так как просто необразованны. При социализме, даже если вы исключили бы все случаи очевидного конфликта, частичный доступ каждого человека ко всей совокупности фактов все-таки создал бы конфликт. Социалистическое государство не может обойтись без образования, морали или гуманитарных наук, хотя, если исходить из строго материалистической базы, общественная собственность должна сделать их излишними. Коммунисты в России не насаждали бы свою веру с таким неослабевающим рвением, если бы мнение русского народа определялось исключительно экономическим детерминизмом.

Социалистическая теория человеческой природы, как и гедоническая расчетливость, является примером ложного детерминизма. И та, и другая теория предполагают, что инстинктивные склонности неизбежно ведут к определенному типу поведения. Социалист уверен, что эти склонности вытекают из экономических интересов класса, а гедонист – что они вытекают из желания получить удовольствие и избежать боли. Обе теории покоятся на наивном восприятии инстинкта, на взгляде, который Джеймс, хоть и несколько радикально, охарактеризовал как «способность действовать таким образом, чтобы достигать определенных целей без их прогнозирования и без предварительного обучения в искомой области»[123].

Сомнительно, чтобы такое инстинктивное действие в принципе присутствовало в общественной жизни человечества. Ведь, как писал Джеймс, «каждое инстинктивное действие у животного, обладающего памятью, после однократного повторения должно перестать быть „слепым“»[124]. Что бы ни было дано природой, врожденные склонности с самого раннего младенчества погружены в опыт, который определяет, что будет провоцировать эти склонности в качестве стимула. «Их начинает провоцировать, – считает Макдугалл, – не только восприятие объектов того рода, которые прямо активизируют врожденную склонность (естественные или врожденные стимуляторы), но даже мысли о такого рода объектах, а также восприятие объектов другого рода и мысли о них»[125].

Лишь «основа склонности, – рассуждает далее Макдугалл, – сохраняет свой специфический характер и остается общей для всех индивидуумов и всех ситуаций, в которых провоцируется данный инстинкт»[126]. Когнитивные процессы и движения тела, посредством коих инстинкт достигает своей цели, бесконечно сложны. Это можно перефразировать так: у человека есть инстинкт страха, но чего он будет бояться и как попытается спастись, определяет не природа, а опыт.

Если учесть, что все важные предпочтения конкретного существа – его аппетиты, любовь, ненависть, любопытство, сексуальное влечение, страхи и драчливость – легко можно привязать к объектам, которые выступают в качестве раздражителей, и к объектам, которые выступают в качестве вознаграждения, сложность человеческой природы не кажется такой уж непостижимой. А если считать каждое новое поколение случайной жертвой тех обстоятельств, в которые было поставлено предыдущее поколение, как и наследником получившейся в результате среды, то возможным оказывается огромное количество комбинаций.