Общественное мнение

Я считаю, что факты можно объяснить более убедительно, не прибегая к теории сверхдуши в любом из ее обличий. В конце концов, в искусстве побудить разных людей с разными взглядами проголосовать одинаково упражняются во время любой политической кампании. В 1916 году кандидат от республиканцев должен был склонить на свою сторону республиканцев с разными взглядами. Давайте рассмотрим первую речь Чарльза Хьюза после того, как он выдвинул свою кандидатуру на пост президента[132]. Мы не станем давать подробные объяснения ситуации, поскольку все еще живо помнят контекст происходящего, к тому же обсуждаемые вопросы более не являются предметом споров. Итак, Хьюз, как кандидат, выражался необычайно ясно и понятно. Он на какое-то время выпадал из политической гонки и лично не занимался решением проблем последних лет. Более того, у него не было ни тех чар, коими обладают такие популярные лидеры, как Рузвельт, Вильсон или Ллойд Джордж, ни того сценического дара, с помощью которого они отображают чувства своих последователей. Вследствие темперамента и воспитания ему оказался не близок такой подход к политической деятельности. Однако политическую методику он все же вычислил. Он был из тех людей, которые знают, как надо что-то сделать, но не могут сделать это сами. Из таких часто получаются учителя, а не виртуозы, которые столь едины со своим искусством, что сами не понимают, как его создают. Вот уже и не кажется простым рассуждением мысль, что «кто умеет – делает, а кто не умеет – учит».

Осознавая всю значимость ситуации, Хьюз тщательно подготовил рукопись своей речи. Где-то в Палате представителей сидел вернувшийся из Миссури Теодор Рузвельт. Также там находились ветераны Армагеддона, наблюдая за происходящим с разной степенью сомнения и беспокойства. То тут, то там виднелись участники выборов 1912 года, явно в прекрасном здравии и умильном настроении. За пределами зала пребывали разные влиятельные группы людей, кто-то из них поддерживал немцев, кто-то выступал за союзников. На Востоке и в больших городах выигрывала партия войны, на Среднем и Дальнем Западе – партия мира. Кто-то серьезно беспокоился по поводу Мексики. Хьюзу требовалось сформировать большинство из людей, разделяющих такие разные ценности: Тафт VS Рузвельт, прогерманцы VS союзники, война VS нейтралитет, мексиканская интервенция VS невмешательство.

Здесь, конечно, не идет речь ни о нравственности, ни о мудрости. Нас интересует лишь метод, с помощью которого лидер группы людей с такими разнородными мнениями обеспечивает однородное голосование.

«Такое представительное собрание – прекрасный знак. Он символизирует силу воссоединения. Он символизирует, что партия Линкольна снова в деле…».

Выделенные курсивом слова работают связующими элементами. Конечно, Линкольн в этой речи не имеет никакого отношения к Аврааму Линкольну. Это всего лишь стереотип, с помощью которого окружающий имя пиетет можно перенести на кандидата от республиканцев, стоящего сейчас на его месте. Это имя напоминает республиканцам и членам прогрессивной партии, возглавляемой Рузвельтом, что до раскола у них была общая история. О самом расколе, хотя он есть, упоминать непозволительно.

Оратору же нужно этот раскол нивелировать. В 1912 году он возник на почве внутренней политики, а базой для воссоединения 1916 года, по заявлению Рузвельта, должно было стать общее возмущение поведением Вильсона на международной арене. Однако международные дела также были опасны с точки зрения разжигания конфликта. Для начала речи необходимо было выбрать тему, которая не только оставила бы за скобками вопросы 1912 года, но и обошла бы взрывоопасные проблемы 1916 года. Выступающий умело сделал ставку на обсуждение системы распределения дипломатических должностей среди членов партии, победившей на предыдущих выборах. Фраза «достойные похвалы демократы» звучала сомнительно, чем не преминул воспользоваться Хьюз. Он яростно набросился на демократов. Логически такое введение идеально вписывалось в общее настроение.

Затем Хьюз, начав с исторического экскурса, обращается к мексиканскому вопросу. Ему пришлось учитывать общее мнение, что дела в Мексике идут плохо, но войны следует избегать. А еще ему пришлось принять во внимание неоднозначное отношение к Уэрте[133]. Одни американцы считали, что президент Вильсон был прав, не признавая Уэрту, другие предпочитали Уэрту, а не Карранса[134] и в принципе выступали за вмешательство. В речи Хьюза Уэрта стал первым больным вопросом:

«Он на самом деле возглавлял мексиканское правительство».

Моралистов, считавших Уэрту пьяным убийцей, нужно было как-то успокоить:

«Вопрос о том, следует его признавать или нет, должен решаться разумно, в соответствии со справедливыми принципами».