Общественное мнение

Когда политические партии или газеты выступают за американизм, прогрессивность, закон и порядок, справедливость и гуманность, они надеются объединить эмоции враждующих групп, которые обязательно разделились бы, если бы вместо этих символов их пригласили обсудить конкретные программы. Ведь если люди уже объединились вокруг символа, чувство стремится к конформизму в рамках этого символа, а не к критическому анализу политических мер. На мой взгляд, правильно называть подобные «многозначные» фразы символическими. За ними стоят не конкретные идеи, а своего рода «перемычки» между идеями. Они как стратегический железнодорожный узел, где сходится большое количество дорог, независимо от того, где они берут свое начало и куда в конце концов ведут. Тот, кто улавливает символы, с помощью которых на данный момент сдерживаются чувства людей, контролирует подходы государственной политики. И пока тот или иной символ имеет силу объединять людей, честолюбивые фракции будут бороться за обладание им. Вспомните, например, имя Линкольна или Рузвельта. Лидер, владеющий актуальными символами, становится хозяином текущей ситуации. То же можно сказать и о группе лиц с определенным интересом. Хотя, конечно, есть пределы. Слишком яростное злоупотребление действительностью, которую, по мнению групп людей, представляет символ, или слишком сильное сопротивление во имя этого символа новым целям разрушит символ. Так и произошло в 1917 году, когда величественные символы Святой Руси и царя-батюшки разбились под градом страданий и военных поражений.

Колоссальные последствия распада России ощущались на всех фронтах, среди всех народов. Они незамедлительно привели к поразительному эксперименту по формированию общего мнения из всего разнообразия мнений, перемешанных войной. «Четырнадцать пунктов» адресованы всем правительствам, союзным, вражеским, нейтральным, и всем народам. Это была попытка связать воедино основные последствия мировой войны. Представленный документ неизбежно стал новой точкой отсчета, поскольку в разгар Первой мировой войны все представители человечества могли одновременно думать об одних и тех же идеях или, по крайней мере, об одних и тех же названиях идей. Без телефона, радио, телеграфа и ежедневной прессы эксперимент по обсуждению «Четырнадцати пунктов» был бы невозможен.

Давайте рассмотрим некоторые исторические обстоятельства, как они виделись в конце 1917 года, поскольку они так или иначе нашли отражение в той форме, которую окончательно принял документ. Летом и осенью произошел ряд событий, глубоко повлиявших на настроение народа и на ход войны. В июле русские предприняли последнее наступление, потерпели сокрушительное поражение, и начался процесс деморализации, который в ноябре привел к революции большевиков. Несколько раньше французы потерпели тяжелое и почти катастрофическое поражение в Шампани, что вызвало мятежи в армии и разговоры о капитуляции среди гражданского населения. Англия страдала от нападений подводных лодок, от жутких потерь во Фландрии. А в ноябре при Камбре британская армия потерпела поражение, которое потрясло и войска на фронте, и руководство страны. Вся западная Европа пропиталась ощущением крайней усталости.

Общее разочарование людей и сильные эмоциональные переживания сбили им фокус внимания, отвлекли от общепринятой версии войны. Их интересы уже не опирались на стандартные официальные заявления, а внимание блуждало, останавливаясь то на собственных страданиях, то на партийных и классовых целях, то на всеобщем недовольстве правительствами. Более или менее совершенная система, когда восприятие формируется официальной пропагандой, когда интерес и внимание управляются через надежду, страх и ненависть, была на грани разрушения. Умы людей, желая обрести новые, сулящие облегчение идеи, стали отклонятся от нужного вектора.

И внезапно столкнулись с большой драмой. На Восточном фронте воцарилось Рождественское перемирие – никакой бойни, никакого грохота, впереди замаячил мир. В Брест-Литовске сбылась мечта всех простых людей: стало возможно вести переговоры, возник иной способ закончить людские муки, прекратить состязаться в количестве убитых с врагом. Люди стали приглядываться к событиям на востоке, нерешительно, но пристально. Они спрашивали себя: а почему бы и нет? Знают ли политики, что они делают? Действительно ли мы сражаемся за то, что они нам говорят? Быть может, есть шанс обеспечить безопасность без боевых действий? Под гнетом цензуры мало что из этого позволяли печатать, но когда заговорил лорд Лансдаун[135], его слова нашли отклик в сердцах людей. Прежние символы войны поистерлись, растеряли способность объединять людей. В каждой из стран-союзниц, несмотря на внешнюю стабильность, назревал глубокий раскол.