Общественное мнение

Нечто подобное происходило и в Центральной Европе. Первоначальная жажда войны ослабла, а священный союз был разрушен. Вертикальные разломы, идущие по линии фронта, пересекались горизонтальными разногласиями, непредсказуемо расходившимися в разные стороны. Моральный кризис войны назрел еще до того, как стало очевидным военное решение. Все это осознавали: и президент Вильсон, и его советники. Конечно, им тоже не все было известно, но то, что я сейчас обрисовал, они знали точно.

А еще они знали, что правительства союзников связаны рядом обязательств, которые по своей букве и по духу противоречили общепринятым представлениям о войне. Решения, принятые на Парижской экономической конференции, уже стали общественным достоянием, а ряд тайных договоров был опубликован большевиками в ноябре 1917 года[136]. Народы лишь смутно представляли себе прописанные там условия, но все определенно верили, что они не согласуются с идеалистическим лозунгом самоопределения и миром без аннексий и контрибуций. У людей возникали сомнения, они задавались вопросами, сколько тысяч жизней англичан стоили Эльзас-Лотарингия или Далмация, сколько жизней французов стоили Польша или Месопотамия. Подобные сомнения закрадывались в души людей и в Америке. Из-за отказа от участия в переговорах в Брест-Литовске оказалось под угрозой все дело, за которое сражались союзники.

Появились весьма болезненные настроения, которые не мог не принимать во внимание ни один грамотный лидер. Идеальной реакцией стали бы совместные действия союзников. Но на октябрьской Межсоюзнической конференции оказалось, что это невозможно. К декабрю давление общественности так усилилось, что Л. Джорджу и Вильсону, не сговариваясь, пришлось как-то реагировать на ситуацию. Президент избрал в качестве формы декларацию, в которой под четырнадцатью заголовками перечислялись условия заключения мира. Нумерация была искусной уловкой, призванной добиться методичности изложения и одновременно создать впечатление деловой документации. Идея заявить «условия мира», а не «военные цели», возникла из необходимости предложить реальную альтернативу брест-литовским переговорам. Эти условия должны были перетянуть на себя внимание, подменяя зрелище русско-немецких переговоров гораздо более грандиозным зрелищем публичной общественной дискуссии по всему миру.

Но мало было добиться заинтересованности всего мира, требовалось ее удержать, сохранить ее цельность. К тому же нужно было придать ей гибкости, чтобы она подходила под все варианты развития возникшей ситуации. Условия следовало сформулировать таким образом, чтобы большинство союзников сочло их достойными внимания. Они должны были соответствовать национальным чаяниям каждого народа и при этом эти чаяния ограничивать, чтобы ни одна нация не считала себя орудием в руках другой. Эти условия должны были удовлетворять официальным интересам, чтобы не спровоцировать разлад в среде чиновников и при этом соответствовать народным представлениям, чтобы не упал моральный дух. Одним словом, они были призваны сохранить и подтвердить единство стран-союзников на случай продолжения войны.

А еще этим условиям надлежало выступать условиями возможного мира, чтобы в случае, если политический центр Германии и левые созрели для протестов, готовым текстом можно было бы разбить наголову правящий класс. Получается, выдвинутые условия должны были: подтолкнуть правителей союзных стран ближе к своему народу, оттолкнуть немецких правителей от своего народа и установить линию взаимопонимания между союзниками, неофициальными представителями Германии и народами Австро-Венгрии. Проект «Четырнадцать пунктов» стал бравой попыткой поднять флаг, под которым мог бы встать любой. Если бы враги были готовы присоединиться, наступил бы мир, в противном случае союзники были бы лучше подготовлены к тяготам войны.

Все эти соображения учитывались при разработке проекта. Понятно, что никто не мог помнить их все, зато каждое из заинтересованных лиц помнило о своем. Рассмотрим теперь некоторые аспекты этого документа. Первые пять пунктов, как и четырнадцатый, касаются «открытой и откровенной дипломатии»[137], «свободы судоходства», «равенства условий для торговли», «сокращения вооружения», отказа от империалистической аннексии колоний, вопроса Лиги Наций. Эти пункты можно посчитать распространенными обобщениями, в которые якобы верили все вокруг. Пункт под номером три был более конкретного содержания. Сознательно и непосредственно нацеленный на резолюции Парижской экономической конференции, он был призван избавить немецкий народ от страха, что условия мирного договора его задушат.