В той же речи Харви ясно сформулировал, что имели в виду избиратели 1920 года. И это было весьма необдуманно. Согласно подсчетам голосов, шестнадцать миллионов проголосовали за республиканцев, а девять – за демократов. По словам Харви, это было соотношение голосов «за» и «против» Лиги Наций. В поддержку такого утверждения он обратил внимание на просьбу Вильсона провести референдум и на тот неоспоримый факт, что Демократическая партия и Кокс настаивали на том, чтобы вынести на него вопрос о Лиге Наций. Но то, что этот вопрос лишь хотели выносить на обсуждение, не говорит о том, что так оно и случилось. К тому же простым подсчетом голосов в день выборов вы не узнаете, как на самом деле разделились мнения по поводу Лиги. За демократов, например, проголосовали девять миллионов. Разве это дает право считать, что все они убежденные сторонники Лиги? Конечно, нет. Ведь знание американской политики подсказывает, что многие из этих миллионов проголосовали, как и всегда, чтобы поддержать существующую социальную систему на Юге. И неважно, какими были их взгляды на Лигу, они голосовали не за нее. Те, кто выступал за Лигу, несомненно, были довольны тем, что Демократическая партия на их стороне. Те, кому Лига не нравилась, возможно, покрутили носом во время голосования. Однако и те, и другие южане проголосовали за один список кандидатов.
Возможно, республиканцы оказались более единодушны? Но любой человек может найти в кругу своих друзей достаточно избирателей-республиканцев, чтобы полностью осветить весь спектр мнений, от непримиримых противников Лиги, как сенаторы Джонсон и Нокс, до активных агитаторов, как министр торговли Гувер[128] и председатель верховного суда Тафт[129]. Никто не может точно сказать не только, какое количество людей и каким образом относились к Лиге, но и сколько людей позволили своему мнению отразиться на голосовании. Когда есть лишь два способа выразить огромное разнообразие чувств, нельзя точно установить, какое их сочетание оказалось решающим. Сенатор Бора нашел в списке кандидатов от республиканцев причину проголосовать именно за них, но то же самое сделал и президент Гарвардского университета Лоуэлл. Республиканское большинство состояло из мужчин и женщин, некоторые из которых полагали, что победа республиканцев убьет Лигу, хотя были и те, кто считал эту победу наиболее приемлемым способом Лигу защитить, а еще те, кто считал, что эта победа – самый надежный способ изменить ее к лучшему. Голосование избирателей было неразрывно связано с их желанием улучшить бизнес, или поставить на первое место труд, или наказать демократов за развязывание войны, или наказать их за то, что они не вступили в нее раньше, или избавиться от Берлсона, или повысить цены на пшеницу, или снизить налоги, или помешать Дэниелсу перестроить мир, или помочь мистеру Гардингу сделать то же самое.
Так или иначе, решение было принято, и Гардинг переехал в Белый дом. Ибо общим знаменателем для всех голосов стал такой выбор: демократы должны уйти, а на их место прийти республиканцы. Это единственный фактор, оставшийся после разрешения всех противоречий. Его оказалось достаточно, чтобы на четыре года изменить политику государства. Точные причины, по которым в тот ноябрьский день 1920 года люди возжелали перемен, не остались даже в воспоминаниях отдельных избирателей. Причины развиваются, изменяются и сливаются с другими, так что общественное мнение, с которым пришлось иметь дело президенту Гардингу, и мнение, которое позволило ему избраться, – совершенно разные мнения. В 1916 году все увидели, что разнообразие мнений вовсе не обязательно связано с конкретной линией действий. Вильсон, избранный, по всей видимости, поскольку он удерживал страну от войны, привел ее к ней всего за пять месяцев.
Поэтому, если ты эксплуатируешь народную волю, будь добр давать объяснения. Те, кто больше всего впечатлился, сколь путана и беспорядочна эта воля, нашли пророка в Густаве Лебоне[130] и приветствовали обобщения, как, например, у Роберта Пиля[131], посчитавшего, что «гигантский замес глупости, слабости, предубеждений, ложных впечатлений, верных впечатлений, упрямства и выдержек из газет зовется общественным мнением». Другие пришли к выводу, что поскольку, несмотря на изменения и отсутствие единства мнений, четкие цели все же возникают, значит, где-то над жителями государства есть таинственная надстройка. И, чтобы назвать то, что упорядочивает случайные мнения, они прикрываются такими понятиями, как коллективная душа, национальное сознание, дух времени. Похоже, здесь потребуется сверхдуша. Ведь эмоции и мысли членов группы просто и кристально ясно раскрывают постулат, который те же самые индивидуумы примут за правдивое изложение своего Общественного Мнения.