Общественное мнение

Во время Первой мировой войны предварительные расчеты совсем не оправдались, поскольку «из девяти человек, отправившихся во Францию, пятеро входили в „число потерь“»[152]. Предел выносливости оказался гораздо выше, чем кто-либо предполагал. И все же предел был. Отчасти из-за влияния на противника, отчасти из-за влияния на военных и их семьи никто из начальства не осмелился публиковать объективный доклад о потерях. Во Франции списки убитых и раненых не публиковали вообще. В Англии, Америке и Германии публикации о потерях в одном крупном сражении растягивали по времени, чтобы не создавать целостное тягостное впечатление. Еще очень долго только узкий круг лиц знал, чего стоила Сомма или сражение во Фландрии[153]. Лидеры каждого лагеря изо всех сил старались ограничить количество реальных военных действий, которые мог наглядно представить себе любой солдат или гражданское лицо. Хотя, конечно, французские ветераны знают о войне гораздо больше, чем общественность. Такая армия начинает оценивать своих командиров по собственным страданиям. И когда очередное несуразное обещание победы на деле оказывается привычным кровавым поражением, на фоне какого-нибудь сравнительно незначительного промаха[154], вроде провального наступления Нивеля в 1917 году, вполне может вспыхнуть военный мятеж. Ведь промахи имеют накопительный эффект. И обычно за незначительной чередой крупных неудач грядут бунты и революции[155].

Отношения между лидером и его сторонниками определяются сферой действия политики. Если необходимые для реализации плана люди находятся далеко от того места, где разворачиваются события, если скрывают или откладывают результаты, если обязательства отдельного человека носят косвенный характер или еще не определены, и прежде всего, если согласие с действием приятно эмоционально, у лидера, скорее всего, будут развязаны руки. Программы, не посягающие на личные привычки сторонников, сразу завоевывают большую популярность, как сухой закон среди трезвенников. Именно поэтому в международных делах правительства имеют полную свободу действий. Большинство разногласий между двумя государствами связано с рядом малопонятных и долго тянущихся споров; иногда предмет этих споров располагается на границе, но гораздо чаще в регионах, о которых в школьном курсе географии почти не упоминается. В Чехословакии Америку считают страной-освободительницей. При этом в самой Америке, что видно по заметкам в газетах и музыкальным комедиям, и в целом по разговорам, так и не определились, кого освободили: Чехословакию или Югославию.

В международных делах сфера действия политики очень долго находилась в недоступной среде. А то, что происходит где-то там, не кажется полноценной реальностью. Поскольку в довоенный период никому не нужно воевать и никому не нужно платить, правительства действуют согласно своим убеждениям, не обращая особого внимания на свой народ. Во внутренних делах стоимость политического курса более заметна. И поэтому все политики, за исключением уникальных случаев, предпочитают проводить такой курс, при котором затраты, насколько возможно, выходят косвенными. Им не нравится прямое налогообложение. Они не любят платить по факту. Они предпочитают долгосрочные долги. Им нравится, когда избиратели верят, что за все платят иностранцы. Им всегда приходилось высчитывать уровень благосостояния с точки зрения производителя, а не с точки зрения потребителя, поскольку в сферу деятельности потребителя входит множество мелких позиций. Лидеры лейбористов предпочитали повысить заработную плату, а не снизить цены. Общественность обычно больше интересует прибыль миллионеров, которая видна, но при этом имеет меньшее значение, чем, например, отходы промышленных предприятий. Последние огромны – и трудны для понимания. Законодатели, занимающиеся проблемой нехватки жилья, которая стояла на момент написания этой книги, прекрасно иллюстрируют это правило. Они, во-первых, ничего не предпринимают для увеличения числа домов, во-вторых, колотят жадного домовладельца, в-третьих, расследуют спекуляции среди строителей и рабочих. Ведь если проводить конструктивную политику, то придется иметь дело с непростыми и неинтересными факторами, а жадный домовладелец или спекулянт-водопроводчик вполне видны и прямо под рукой.