Общественное мнение

Ни одна из этих идей не несет в себе таких понятий, как согласие или общность, выходящих за пределы самостоятельных групп. Поле демократического действия – ограниченная область. В пределах охраняемых границ цель состояла в том, чтобы добиться независимости и избежать сложностей. Это правило не сводится к внешней политике, просто оно там явно проявляется, ведь за пределами национальных границ жизнь более непривычна, чем та, что внутри. И как показывает история, демократиям в своей внешней политике, как правило, приходилось выбирать между доктриной «блестящего одиночества» и дипломатией, нарушающей их идеалы. На самом деле, самые успешные демократии – Швейцария, Дания, Австралия, Новая Зеландия и Америка – до недавнего времени не проводили внешней политики в европейском смысле этого слова. Даже такое правило, как доктрина Монро, возникло из желания дополнить два океана оборонительной стеной государств, достаточно республиканских, чтобы не иметь внешней политики.

В то время как важным и, вероятно, непременным условием самодержавия является опасность[169], для демократии необходимостью считалась безопасность. Нужно постараться как можно меньше тревожить начальные идеи формирования самостоятельного общества. Незащищенность связана с неожиданностями. Это значит, что на вашу жизнь влияют какие-то люди, они вам не подконтрольны, и посоветоваться с ними вы не можете. Это означает, что выпущены на свободу силы, нарушающие привычную рутину и создающие новые проблемы, которые требуют мгновенных и нестандартных решений. Каждый демократ кожей чувствует, что опасные кризисы несовместимы с демократией, поскольку знает: инерция людских масс столь велика, что для быстрой реакции решение должна принимать малая группа людей, а остальным придется слепо за ними следовать. Нельзя сказать, что все демократы стали уклоняться от военных действий, но они уверены, что все демократические войны ведутся в целях сохранения мира. Даже когда войны на деле являются захватническими, их искренне считают войнами, защищающими цивилизацию.

Различные попытки отгородиться от мира были вдохновлены не трусостью, равнодушием или тем, что один из критиков Джефферсона назвал готовностью жить как монахи. Демократы хотели, чтобы каждый человек, освободившись от искусственных, созданных самими людьми ограничений, поднялся в полный рост. Но учитывая, что они знали об искусстве управления, в качестве общества самостоятельных индивидуумов они не могли, как и ранее Аристотель, представить себе лишь замкнутое и очень простое общество. Ради вывода о том, что все люди способны управлять своими общественными делами, они и не могли бы выбрать никакой другой предпосылки. А приняв ее для необходимой реализации их самого горячего чаяния, демократы таким же образом пришли и к другим выводам. Поскольку, чтобы иметь спонтанное самоуправление, нужно было иметь простое самодостаточное сообщество, они посчитали за данность, что все люди равнозначно компетентны и в состоянии разобраться со своими простыми и независимыми делами. Такая логика убедительна, если желание бежит впереди мысли. Кроме того, доктрина обладающего всеми полномочиями гражданина с практическими целями почти абсолютно применима к сельскому поселению. Каждый человек, проживающий в деревне, рано или поздно пробует свои силы во всем, чем занимаются в этой деревне. Деревенские мужчины, мастера на все руки, поочередно сменяют друг друга на разных работах. Теория гражданина, обладающего всеми полномочиями, не вызывала серьезных проблем до тех пор, пока повсеместно не установился демократический стереотип, когда люди смотрели на сложноорганизованную цивилизацию, а видели изолированную деревню.

Мало того, что отдельно взятый гражданин был способен заниматься всеми общественными делами, его неустанно двигала забота о обществе, а его интерес никогда не иссякал. Он приносил достаточную общественную пользу в поселке, где знал всех лично и был заинтересован в делах каждого. Идея «достаточно для поселка» легко превратилась в идею «достаточно для любых целей», поскольку, как мы уже отмечали, стереотип не принимает во внимание количественное мышление. Но возник и другой поворот. Поскольку предполагалось, что важные дела интересуют в достаточной степени каждого, важными стали казаться только те дела, в которых каждый был заинтересован.