Общественное мнение

Лидеры федералистов открыто заявляли о своих твердых убеждениях. Между их публичными и личными взглядами практически не было противоречий. Но в голове Джефферсона хватало неясностей, причем не столько из-за проблем с восприятием, как полагали и Гамильтон, и его биографы, сколько потому, что он одновременно верил в Соединенные Штаты и в спонтанные демократии, а политическая наука его времени не могла удовлетворительным способом примирить одно с другим. Джефферсон путался в мыслях и действиях из-за своего видения новой и потрясающей идеи, которую до него со всех сторон не обдумывали. И хотя никто четко не понимал, что такое народный суверенитет, казалось, он подразумевает такое значительное улучшение человеческой жизни, что никакая отрицающая эту идею конституция не сможет устоять. Таким образом, явные возражения просто вычеркнули из памяти, а сам документ, являющийся на первый взгляд честным примером ограниченной конституционной демократии, стал обсуждаться как инструмент прямого правления народа.

Джефферсон на самом деле поверил, что федералисты извратили Конституцию, авторами которой в его воображении они больше не являлись. И Конституция была, по сути, переписана. Отчасти благодаря фактическим поправкам, отчасти благодаря практике, как в случае с коллегией выборщиков, но в основном из-за того, что на нее смотрели уже сквозь призму другого набора стереотипов, поэтому олигархическая внешность ей уже была не к лицу.

Американский народ начал верить, что Конституция – демократический инструмент, и относился к ней соответственно. Этот великий вымысел консерваторов обеспечил победу Томаса Джефферсона. Вполне вероятно, что если бы все и всегда относились к Конституции так, как ее авторы, ее бы свергли насильственным путем, поскольку верность Конституции вступила бы в противоречие с верностью демократии. Джефферсон устранил этот парадокс, научив американский народ видеть в Конституции выражение демократии. Он и сам его видел. Однако за двадцать пять лет социальные условия изменились столь радикально, что у Эндрю Джексона получилось осуществить политическую революцию, почву для которой подготовил именно Джефферсон[184].

В центре политического курса этой революции был вопрос протекционизма. Люди, основавшие правительство, рассматривали государственную службу как разновидность собственности, которую нельзя нарушать, и они, вне всякого сомнения, надеялись, что она и останется в руках их социального класса. Но демократическая теория провозглашала в качестве одного из основных принципов учение о гражданине, обладающем всеми полномочиями. Поэтому, когда люди разглядели в Конституции демократический инструмент, стало очевидно, что постоянство в рамках государственной службы недемократично. Так естественные амбиции людей совпали с великим нравственным порывом эпохи. Джефферсон популяризировал эту идею, он не применял ее бездумно на практике, увольнения по принципу принадлежности к партии при президентах Вирджинии были сравнительно редки. Именно Джексон внедрил практику раздачи должностей членам победившей партии.

Как ни странно это теперь звучит, принцип ротации в должности с короткими сроками считался великой реформой. В результате не только признавалось, что обычный человек достоин и подходит для любой должности, не только разрушалась монополия небольшого социального класса, и, по-видимому, открывались карьеры для талантливых людей, но эта реформа «на протяжении столетий отстаивалась как панацея от политической коррупции» и как единственный способ предотвратить появление бюрократии[185]. Практика быстрой смены государственных должностей распространила на большую территорию тот образ демократии, который появился в экономически самостоятельном поселке.

Естественно, она не дала тех же результатов на уровне государства, как в идеальном сообществе, на основе которого строилась демократическая теория. Результаты вышли совершенно неожиданные: образовался новый правящий класс, занявший место ушедших в тень федералистов. Право назначения на должности неумышленно сделало для большого электората то, что финансовые меры Гамильтона сделали для высшего класса. Мы часто не осознаем, насколько стабильность правительства зависит от раздачи должностей. Ведь именно такая смена отучила лидеров от чрезмерной привязанности к эгоцентричному сообществу, именно она чуть ослабила боевой настрой местных властей и сблизила в мирном сотрудничестве тех самых людей, которые, будучи авторитетами в провинции, в отсутствие общего интереса разорвали бы Соединенные Штаты на части.