Общественные науки в Японии Новейшего времени. Марксистская и модернистская традиции

Отсюда возникает реальный вопрос: откуда взялось стремление к централизации власти в Японии? Почему она продолжала иметь такое влияние? В аргументации, почерпнутой из работ Уно и, в более широком смысле, из исследований «Ро:но:-ха», Таманои указал на отделение самураев от земли в эпоху Токугавы как отдаленную причину отсутствия того, что могло бы быть аристократической основой региональной – не только провинциальной – жизни. Более того, это первоначальное разделение позволило ликвидировать в эпоху Мэйдзи притязания самураев на национальный доход, а новому государству создать налоговую структуру, которая полностью подчиняла префектуры. В этом смысле современная Япония изначально была централизованной. По сравнению с медленным и поэтапным объединением Германского рейха Япония пережила быстрый и по-настоящему драматичный – но в конечном счете и негативный – опыт полной централизации власти. Чему Японии следовало бы поучиться у Германии, писал Таманои, так это децентрализации, передаче полномочий и уважению к региональным различиям [Таманои 1985б: 269–279] (см. также [Уно 1974т: 120–151]).

Рассуждения Таманои о децентрализации и «восстановлении сообщества» почти неизменно включают ссылки на другой случай – Китай после 1949 года, но до реформ Дэн Сяопина. Ставки, опять же, очевидны: в отличие от Японии с ее «центром и провинциями», Китай, который Таманои посетил в 1977 году, создал «многоуровневое государство» из районов (сиань), каждый из которых представлял собой свой собственный региональный центр, который тем не менее рос и развивался, равняясь на национальную вершину. «Основной социальной единицей» в каждом региональном центре, «соответствующей Gemainde и коммунам Европы, [была] народная коммуна. <…> Для них “страна” означала округ или, самое большее, провинцию». Похожим образом была организована Северная Корея, как отметил Таманои; Япония снова стала ярким исключением в Азии [Таманои 1985б: 286–288; Таманои 1990а].

Интерес Таманои к Китаю выходил за рамки определения его административной многослойности как «наглядного урока» для Японии. К концу 1970-х забота об устойчивости развития, независимо от идеологических рамок, становилась все более заметной в анализах Таманои. Таманои утверждал, что и Адам Смит, и Маркс, каждый по-своему разными и несовершенными путями пришли к пониманию, что, если физическая или природная матрица общества разрушена, производство и потребление, промышленность и торговля не могут оставаться жизнеспособными. Смит сохранил нерыночное производство с использованием «живой» природы как важного элемента «Богатства народов» (1776); Маркс, в свою очередь, говорил о труде как о «процессе… в котором человек… контролирует обмен веществ между собой и природой». Незаслуженно забытые мыслители, такие как немецкий теоретик социал-демократии Эдуард Давид, могли рассказать еще много интересного. С вопросом о восстановлении сообщества был связан вопрос об экоэкономике. С этой точки зрения Таманои видел в китайском социализме фундаментальный вызов как советскому, так и капиталистическому способам промышленного развития. Революция 1949 года освободила все (не только сельскохозяйственные) земли от землевладельцев, бюрократии и колониальных держав, передав их крестьянству. Путь к коммерциализации земли был перекрыт. Однако в то же время была применена советская модель индустриализации, от которой отказались только для того, чтобы, по выражению Мао, «осушить пруд, чтобы поймать рыбу». После 1958 года Таманои писал: «Очевидно, что Китай начал строить подлинно континентальную модель развития своей экономики и культуры, основанную на сельском хозяйстве, с опорой не на рыночные, а на нерыночные общества». Он подчеркнул, что это было интегральное сельское хозяйство, в которое входили производство продуктов питания, лесное дело и рыболовство; на этой основе спрос на промышленную продукцию генерировался бы не городами или центральными властями, а народными коммунами с их огромным запасом некоммерциализированной рабочей силы [Таманои 1990а: 272–273]205.

Излишне говорить, что поворот в китайском социализме, описанный Таманои, был известен как «большой скачок». Возможно, Таманои нарочно делает упор на ядре рациональной политики, которую можно найти в «скачке», в то время как его более ужасные последствия им не отмечаются. Однако сомнительно, что при анализе борьбы Мао действительно можно отделить политику от политического. И все же в своей необычайно бесстрастной манере Таманои отражает в работе центральный утопический идеал «большого скачка»: непрерывно продвигаться от социализма к реализованному коммунизму, добиться для Китая почти за одну ночь развития производительных сил, равных западным, на основе масштабного привлечения рабочей силы, которая прошла путь от коммуны через несколько промежуточных уровней управления к национальному центру206.