Общественные науки в Японии Новейшего времени. Марксистская и модернистская традиции

После середины 1970-х годов Таманои углубился в теорию систем – его интересовали описания различных способов самообеспечения, от «объективного» гомеостаза до «субъективной» автономии. Кроме того, его особенно привлекала растущая литература по энтропии – концепции, взятой из термодинамики, которая под влиянием экологических соображений начала применяться к промышленным процессам. Как, задавался вопросом Таманои, выглядела бы политическая экономия, если бы она была представлена с точки зрения живой системы? «За “созданием” вещей, – заметил он, – стоит “нарушение” какого-то порядка. Разве не лежит за этим базовым пониманием суровая человеческая – а, в свою очередь, социальная – ответственность, связанная с “созданием”?» Такая проблема впервые возникла в обществах, достигших высоких темпов роста, поскольку современные экономики, по сути, представляют собой «широко открытые системы производства отходов» [Таманои 1985в: 23–29, 31]. Чем «грязнее» система, тем выше энтропия и тем больше «реального», или «невозвратимого», времени требуется для восстановления поврежденной окружающей среды. Эти «негативные производственные процессы» должны были быть теоретически обоснованными; загрязнение с этой точки зрения наносило невосполнимый ущерб. Экономика, которая не обращала на это внимания, была научно несостоятельной и даже этически проблематичной. Работая со специалистом по физической химии Цутидой Ацуси и его коллегой-экономистом Муротой Такэси, Таманои стремился выработать комплексный теоретический подход к «жизненному циклу человека, социально-экономическому циклу производства и потребления, экоциклу и глобальному круговороту воды» как «связанным между собой процессам притока низкой энтропии и высокого оттока энтропии»; это была «структура потоков энтропии», стабильность которой стала синонимом самой жизни. Интересно, что одним из исторических примеров такой «живой» системы был мегаполис Эдо с его «высоко систематизированной практикой бартерного обмена овощами и человеческими экскрементами». «Экоцикл Эдо, – отмечали Таманои и его коллеги, – поддерживал плодородие без какого-либо загрязнения, при наличии значительного человеческого населения и без необходимости международной торговли» [Tamanoi et al. 1984: особенно 285 и далее]210.

И все же Эдо больше нет; и по той же причине Таманои критиковал концепцию Кеннета Боулдинга о «космическом корабле Земля», которая создавала ложное впечатление замкнутой, хотя и очень сложной механической системы, отходы которой можно перерабатывать до бесконечности. Боулдинга следовало похвалить за то, что он представил Землю в «гелиоцентрической» перспективе, показав, что она ограничена в ресурсах и нуждается в защите. Но, настаивал Таманои, «пространство, подходящее для жизни на Земле, – это геоцентрический мир, где солнце каждое утро восходит на востоке, а вечером заходит на западе». Чтобы поддерживать жизнь в этой живой системе, экономика должна была сокращаться; ее бесконечный рост стал бы смертельным. Таманои мечтал о мире «открытых регионов» со взаимосвязанными экономиками; он мечтал об этом вплоть до своей смерти в 1985 году.

Теоретический образ мира «экономики в широком смысле», основанный на «контрпринципе» [тайко: гэнри] живой системы, возможно, должен стать системой, которая преобразует геоцентрический мир в гелиоцентрический. Это путь к созданию открытой экономики «сообщества» [Таманои 1985в: 36–37].

* * *