Общественные науки в Японии Новейшего времени. Марксистская и модернистская традиции

Самое главное, подчеркивает Таманои, это должен был быть способ развития, отмеченный популистским отделением урбанизации от индустриализации и модернизации. Содержательная критика Мао индустриализации по-советски была блестяще дальновидной. Но на волне «большого скачка» связь была восстановлена, и, несмотря на период «культурной революции», с начала 1970-х годов Китай развернул политику государственного внедрения крупномасштабных технологий, которые выходили далеко за границы возможностей коммун по созданию спроса (не говоря уже о производстве). Действительно, едва Таманои изложил свои мысли, как деколлективизация начала переделывать китайскую сельскую местность.

Оценка китайского социализма Таманои, по-видимому, вскоре стала неуместной, по крайней мере на уровне политических прогнозов. В 1975 году Таманои поставил вопрос о будущем китайского социализма как выборе между восстановлением советской модели без дальнейшей критики и сохранением региональной децентрализации. Хотя мы можем воздержаться от упреков в том, что он не предвидел деколлективизацию китайского социализма, но Таманои, похоже, действительно писал так, как будто проблема бедности в китайских деревнях была решена. На другом уровне суждение Таманои подтвердилось. Массовое насаждение технологий «сверху вниз» привело к промышленному загрязнению в соответствующих масштабах. Как могли бы противостоять, спросил Таманои, «базовые ячейки» общества разрушению окружающей среды? Не делает ли подрыв властями принципа децентрализации и так серьезную проблему практически неразрешимой? Как он писал:

В Китае как массовое движение пропагандировались «три отхода». Речь шла о восстановлении и повторном использовании отработанных жидкостей, отработанного газа и твердых отходов; идея заключалась в том, что отходы должны были быть преобразованы в товары [дзай]. <…> «С точки зрения диалектического материализма, – говорилось тогда, – существует не более чем относительная разница между отходами и не-отходами». Но между мелкой промышленностью на уровне народных коммун и новейшими крупными заводами, внедренными на «национальном» уровне, существует непреодолимый технологический разрыв; а сложные отходы и последствия их влияния таковы, что с ними не может справиться ни движение «трех отходов», ни учение о диалектическом материализме [Таманои 1985в: 29; Таманои 1985г: 338–348].

Именно такие соображения – объединенный вопрос общественной и эколого-экономической жизнеспособности – занимали Таманои в последние годы его жизни; здесь он нашел единомышленников в лице Э. Ф. Шумахера и Ивана Иллича. Он стал скептически относиться к способности Китая справиться с этой проблемой, как и к способности Японии, в которой тенденции централизации, казалось, были направлены на полное разрушение общинных и природных матриц общества; Европа казалась ему более перспективной моделью для Японии. Таманои казалось, что, когда речь шла о «живой системе», бо́льшая часть используемой экономической литературы, пусть и в «узком смысле», но возможно, что и в более широком смысле у Поланьи, достигла пределов своей полезности. Последнее было вызвано «центростремительным» порывом ко все более глубокому пониманию движения товаров, которое в конечном итоге вылилось в марксистскую критику. Что было необходимо сейчас, так это направленная от центра к периферии политическая экономия, которая бы децентрализовала производство товаров и обмен, а не просто расширила сферу «жизни» в соответствии с критериями рыночной оценки [Таманои 1985б: 287–288; Таманои 1985в: 12–15]207.