Общественные науки в Японии Новейшего времени. Марксистская и модернистская традиции

Это «отрицание отрицания» действительно восстанавливает «личную собственность на основе достижений капиталистической эпохи, а именно сотрудничества и совместного владения… средствами производства, произведенными самим трудом» [Маркс 1960: 773]. Этот основополагающий марксистский принцип, настаивал Хирата, понимался неправильно в течение многих лет в силу целого ряда причин, означающих окончательную ликвидацию гражданского общества. Но для Хираты такое толкование было неприемлемо. Наследие капиталистического гражданского общества, утверждал он, состояло в «кооперативном труде» в механизированной промышленности, в отличие от «рассредоточенного» – частного – производства. Разрешение этого противоречия было синонимом социализма. Но в той мере, в какой он основывался на восстановлении [прав] индивидуальной собственности работников на их продукцию и сохранении законных прав на защиту личной собственности и жизни, социализм был также синонимом становления гражданского общества. «Только те, кто может позитивно оценивать свободу и равенство гражданского общества, – только они могут их критиковать. Так как их критику обосновывает само гражданское общество» [Хирата 1994: 93].

По этим меркам система современного государственного социализма была «социализмом без гражданского общества» и, следовательно, не была подлинно социалистической. Она также была неспособна решить долгосрочные проблемы, такие как: сохранение ограничений на абсолютный объем богатств, которые привели бы к неравенству и конфликтам, поддержание эффективности разделения труда и предотвращение его «окостенения», как в капиталистическом обществе. Социалистическое общество по-прежнему требовало некоторого «внутреннего» измерения труда (рабочего времени, например) для определения вознаграждения и помощи в планировании производства, но ему не обязательно было увековечивать денежный фетишизм. Обещание социализма состояло в том, что общественные отношения стали бы прямыми, «частная» собственность уступила бы место личному владению, а на смену всеобщей коммерциализации придет полностью восстановленная общность. Но вместо этого возник социалистический левиафан, который сочетал в извращенной форме «подавляющее принуждение государства при диктатуре пролетариата» с «внешними регулирующими стандартами гражданского государства». Если менее абстрактно, то Хирата говорил здесь об использовании «социалистической законности» в качестве оружия бюрократического угнетения и террора [Там же: 110–125].

Хирата завершает обсуждение «теократическими тенденциями» социалистических систем, возникших в отсталых обществах, где отсутствует солидарность между индивидами, основанная на необходимом развитии производительных сил. Здесь как индивидуальность, так и человеческая общность «отчуждаются» при обожествлении вождя. Конечная причина, утверждает Хирата, кроется в «отсталости», которая лежит в основе общества, фатальной слабости тех сдерживающих механизмов, которые может предоставить народу только гражданское общество в ходе его политического развития. Такое патологическое отчуждение, предполагает Хирата, может закончиться только с «преодолением» (Aufhebung; ё:ки) как остатков старых общественных отношений, так и незрелости новых, основанных на индивидуальности общественных форм.

Принимая во внимание выводы Хираты, неудивительно, что его эссе встретило резкую критику со стороны тех, кто верил в подлинность «реально существующего социализма». Но вряд ли оно могло утешить и тех, кто верил, что социализм еще может осуществиться.

Современное гражданское общество

В замечании, которое мы процитировали ранее, один наблюдатель предположил, что нельзя понять довоенную Японию, не взглянув на ее деревни. Наблюдателем, о котором шла речь, был Ямада Тосио, экономист и ученик Утиды, приверженец французского подхода régulation и неомарксистского анализа капитализма [Kenny 1999]. Ямада продолжал: «И нельзя понять послевоенную Японию, не взглянув на корпорации» [Ямада 1994: 69]. Мы бы хотели изменить это утверждение следующим образом: «И нельзя понять гражданское общество в Японии, не взглянув на корпорации». Как уже отмечалось, после пика своего влияния в 1960-х годах Утида все больше обращался к интеллектуальной жизни салона. Однако, если задаться вопросом, как Утида мог отреагировать на эпохальные сдвиги в политической экономике Японии с 1989 года, поучительным может оказаться изучение работ Ямады, а также Хираты в последние годы его жизни. Важной, например, является такая работа, как «Гэндай симин сякай то кигё: кокка» («Современное гражданское общество и предпринимательское государство», 1994), с эссе Хираты и комментариями пяти ученых, включая Ямаду [Хирата и др. 1994].