Впрочем, в части прогнозов она оказалась опровергнута развитием самого капитализма. Вопреки ожиданиям Ямады, японский капитализм пережил разрушение аграрного (текстильного) экспортного сектора страны после 1929 года. На фоне усиленного государственного планирования кампания по экспорту легкой промышленности обеспечила капитал для интенсификации индустриализации [тяжелой промышленности], которая, в свою очередь, стимулировалась военными расходами и континентальной экспансией и была направлена на них же. Очевидно, Ямада что-то упустил; он не упоминает об этих силах, уже действующих в индустриальной экономике, не столько по недосмотру, сколько из-за систематического исключения подобного элемента из анализа. Вместо этого он продолжал подчеркивать, достаточно обоснованно, огромное бремя крестьянской аренды и, косвенно, разрыв между промышленными слоями, составляющими «двойную структуру» Японии. Специфика и неискоренимая слабость японского капитализма заключалась, по мнению Ямады, в необходимости полуфеодальных общественных взаимоотношений для его развития и их угнетающем, деформирующем воздействии на это развитие. Прежде всего Ямада был озабочен унаследованной отсталостью. Для него присутствие прошлого, воплощенного в конкретных общественных взаимоотношениях и институтах, было проблемой.
Наряду с книгой Хирано Ёситаро «
Точка зрения Ямады, как уже должно быть ясно, была однозначно партикуляристской. Что отличало его подход от более описательных работ, например Норо Эйтаро или Хаттори Сисо, так это анализ капиталистического развития Японии в четких и строго разработанных рамках марксистской экономической теории. Ямада не только обсуждал тему с широко материалистических позиций, но и абстрагировал ее, возвысил (или свел) к механистическому, ориентированному на равновесие анализу компонентов и функций внутри типа. Но ясно, что, как и у Норо, перспектива отсталости и ее искоренения была «подобрана под призму», через которую Ямада смотрел на Японию91
.