Общественные науки в Японии Новейшего времени. Марксистская и модернистская традиции

Недостаточно также отметить, что каждое настоящее изобретает свое прошлое, поскольку это приводит к вопросам: почему оно происходит именно тогда, когда происходит? Почему оно вообще происходит? Из каких ранее существовавших нарративных и ненарративных практик оно возникает и кто его субъект? Что касается японского капитализма, то в духе Баррингтона Мура («нет буржуазии, нет демократии») можно сказать: нет традиций, нет капитализма. Под этим мы имеем в виду не то, что предполагал Ямада Моритаро, а то, что прошлое контролировало и, следовательно, в некотором смысле создавало настоящее. Скорее, принимая во внимание длительное доминирование взглядов «Ко:дза-ха» над взглядами «Ро:но:-ха» в японском марксизме и обширное влияние «Ко:дза-ха» на японскую общественную науку в целом, необходимо выйти за ее рамки, чтобы сформулировать значение определенного вида сознания прошлого. Именно здесь, в сфере идеологии и создания смысла, анализ Ямады, так же как и анализ «Ко:дза-ха», в целом был наиболее слабым – хотя анализ «Ро:но:-ха» был еще слабее. В этом отношении ни тот ни другой не понимали реальной динамики японского капитализма, более того, модернизации Японии в целом. А она заключалась в изобретательном – и стратегическом – характере процесса, посредством которого традиция вошла в настоящее: не просто «нет традиции, нет капитализма», но и «нет капитализма, нет традиции» – ни настоящего, ни прошлого. Вместо того чтобы обнажить идеологию капитализма как часть «тотального захвата», текст Ямады стер ее и невольно воспроизвел структуру сокрытия, которая была необходима для ее функционирования.

Развитие капитализма в Японии поставило перед страной двойную дилемму. Она появилась, облаченная в морально проблематичную идеологию индивидуального стремления к прибыли, в условиях глобальной конъюнктуры, в которой Япония оказалась в крайне невыгодном положении. В этих условиях, предъявляя максимальные требования к полуавтономному аграрному сектору, руководство Японии сделало ставку на отсталость. Эти первоначальные характеристики, в свою очередь, были воплощены в идеологических добродетелях национальной общинности (communalism) и бесконечного самопожертвования, которые сформировали и натурализовали капитализм в Японии.

Как таковые они зажили своей собственной жизнью в качестве нормативных ориентиров, необходимых не только для тех, кто заинтересован в поддержании политико-экономического режима, но и для тех, кто пытается противостоять его мощным притязаниям. Точно так же, как в экономическом анализе, где универсализм «Ро:но:-ха» был подтемой особенности «Ко:дза-ха», в интеллектуальном моральном дискурсе глобализм и индивидуализм (две стороны одной медали) действовали в условиях общественных ограничений, относительно свободных или жестких, в зависимости от того, что диктуют современные условия. Длительный, кажущийся бесконечным экономический спад эпохи Хэйсэй повысил требования к фундаментальной национальной переориентации, созданию более либерального, ориентированного на рынок общества, в котором отдельным лицам и корпоративным группам будет позволено и даже поощряемо не бояться поражения при реализации своих устремлений. Произойдет ли это? Будут ли пересмотрены основные черты модерности в Японии? Трудно сказать. Отменить общественный договор – дело непростое, даже тот, в котором преобладание корпоративного коммунитаризма и эгалитаризма слишком часто служило прикрытием системной коррупции и бесконечного спроса на неоплачиваемую рабочую силу. Несмотря на долгосрочные преобразования в японском капитализме и вызовы его интеллектуальной структуре, мир «Анализа» Ямады еще не ушел в историю.

Глава 4 106 Думать через «Капитал» Уно Кодзо и марксистская политэкономия