Общественные науки в Японии Новейшего времени. Марксистская и модернистская традиции

«Превращение рабочей силы в товар» было для Уно непременным условием капитализма, сутью, которую он почерпнул из «Капитала». И именно исходя из этой сути Уно разработал свою систему. Товарный обмен стал капитализмом, то есть особой, саморегулирующейся и самоподдерживающейся системой и формой общества, когда и как только сам процесс производства стал колонизирован, а рабочая сила, без которой невозможно производство любого рода, сама стала товаром. Как и в случае с любым товаром, рабочая сила воплощала противоречие между потребительской и прибавочной стоимостью, которое не могло быть разрешено путем денежного обращения. Напротив, «при производстве товаров товарами потребительская стоимость производит прибавочную стоимость», и бесконечное воспроизводство этого противоречия стало «основой движения товарной экономики в целом». В то же время капитал был неспособен непосредственно производить рабочую силу, и это было «одновременно и его необходимым, фундаментальным условием, и главной слабостью» [Уно 1974м: 32–34; Uno 1980: 51; Уно 1974ф, 2: 74; Уно 1981: 373].

Уно пришел к этому мнению не сразу и не без труда. Сравнение Уно с Хонэном – хотя Уно не претендовал на проницательность Хонэна как читателя – уместно и имеет смысл, на который стоит обратить внимание. Для Уно фраза «превращение рабочей силы в товар» (ро:до:рёку сё:хинка) представляла собой интеллектуальный прорыв, ставший возможным только после многих лет напряженных усилий: по его любимому выражению, это было нэмбуцу «Капитала». Осмелимся ли мы сказать, что это была форма «благодати», заслуженная его готовностью снова и снова повторять: «Я не понимаю»? В любом случае она, по-видимому, подтолкнула его к адекватному, а не экзегетическому прочтению текста: читать «так, чтобы сделать его [своим] собственным», а не пытаться понять его так, как, возможно, планировал Маркс, или как это могло быть продиктовано представлением об окончательном и неизменном исходном контексте. Такая идеология аутентичности была чужда Уно. Точно так же он утверждал, что пишет не для «группы в Токио», а «для всего мира» [Уно 1981: 312, 477].

Таким образом, превращение рабочей силы в товар было для Уно чем-то «действительно реальным» или «конкретным» в том же смысле, в каком Маркс (в «Экономических рукописях») определил это как «концентрацию многих определений». Оно было осадком процесса все более точной детализации, который осуществлялся посредством диалектики: капитализм был «множеством материальных отношений X»; он также был не-X (чем-то отличным от X). Диалектика в этом смысле не была конечной: она могла достичь существенного, одновременно конкретного и универсального объекта. Как таковая она была надлежащим и единственным основанием для «науки» политэкономии, суть которой была отражена в «Капитале» – так как этот текст отражал то, что было существенным, «действительно реальным» в самом капитализме [Маркс 1968: 36–45]113.

От социализма к марксизму

Знакомству Уно с «Капиталом» предшествовал сильный интерес к социализму, типичный для интеллектуалов его поколения; марксизм тогда еще даже не появился на горизонте. Уно Кодзо родился в 1897 году в торговом городке Курасики, в семье, которую лучше всего охарактеризовать как мелкобуржуазную; жизнь в Курасики неизбежно привела его к осознанию своего места в общественной иерархии, обеспеченного богатством. Отец Уно переехал из деревни в город, став книготорговцем, печатником, торговал бумагой и (в какой-то момент) льдом. У него были тесные связи с Охарой Магосабуро, текстильным магнатом и основателем Института социальных исследований Охары. Для Уно-сына эти связи были особенно важны: он слышал от своей матери об условиях труда и жизни текстильщиц Курасики (лед был необходим для лечения их частых заболеваний), а также сам изучил эту тему. Позже он женился на Такано Марии, дочери Такано Ивасабуро, директора института. Среди земляков Уно был лидер социалистов и основатель «Ро:но:-ха» Ямакава Хитоси (1880–1958) – отец Уно испытывал антипатию к христианству Ямакавы. В числе его ближайших друзей детства был Ниси Масао, «великолепный юный книжник», а позже деятель Коммунистической партии; близость Уно к Ниси отчасти объяснялась его «комплексом практики» – завистью к политической деятельности друга и ощущением, что сам он не в состоянии ею заниматься; этот комплекс рассеялся только после легализации левых в японской политике после 1945 года.