Читаем Общественные науки в Японии Новейшего времени. Марксистская и модернистская традиции полностью

Очевидно, что Уно уже тогда испытывал антипатию к анализу политики без теоретических – историзирующих – привязок. Это требование предъявлялось как к японской Sozialpolitiker, так и к марксистам, и Уно без колебаний высказывал свою критику. Однако его отношение к Сталину, СССР и советскому социализму напрямую не раскрывалось вплоть до смерти Сталина в 1953 году. Ретроспективно он подчеркивает собственное (и не только) незнание реальных условий, но сегодня это вряд ли позволительно. Невозможно узнать, возникали ли в середине 1930-х годов у Уно какие-либо сомнения в том, что сталинский режим был действительно социалистическим. Но почему Уно настаивал на необходимости рассматривать империализм – возможно, самую насущную проблему анализа современности – с точки зрения теории стадий как отделенной от основных принципов и опосредующей их? К этому моменту уже были заложены основы системы политэкономии Уно, по крайней мере для лекций. Уже сформировалось и его убеждение в том, что «наука не имеет Träger (носителя)», не возлагается на определенный класс и не доверяется ему119. Если государство, партия или организация, действующая от имени класса, стали бы авторитетами в научных вопросах, не означало ли это, что следовало бы защитить марксизм от его официальных хранителей?

Подобные соображения, как нам кажется, лежали в основе вмешательства Уно с его позиции на периферии в более масштабные споры о природе японского капитализма, за которыми он внимательно следил. В сильном эссе «Сихонсюги-но сэйрицу то но:сон бункай но катэй» («Процесс дифференциации сельских районов и становление капитализма», 1935) Уно напрямую обратился к вопросу, который спровоцировал интеллектуальный и политический раскол: что нынешний кризис в японской сельской местности говорит о природе японского капитализма? Как на самом деле можно было охарактеризовать японский способ производства? [Уно 1989].

Уно начинает с того, что соглашается с критикой Сакисакой Ицуро недавней книги Ямады Моритаро «Нихон сихонсюги бунсэки» («Анализ японского капитализма», 1934) и «феодальной» «Ко:дза-ха», или «Фракции лекций», в целом за то, что они настолько подчеркивают особенные или отсталые черты японского капитализма, что не признают его развитие или не воспринимают как капитализм в целом – и не предоставляют эмпирических доказательств «внеэкономического принуждения», которое должно было бы характеризовать его «полуфеодальные» производственные отношения. В то же время, хотя и не столь явно, он отвергал аргументы Сакисаки о том, что дифференциация сельских районов действительно имела место. Однако его задача состояла в том, чтобы предоставить предварительную теорию, которая позволила бы оценить мнения противоборствующих сил, а не просто выбрать ту или иную сторону [Там же: 22; Уно 1981: 352–368]120.

Вступительный раздел эссе рассматривает процесс «первоначального накопления» в Англии, как он представлен в исторических главах «Капитала», и его можно пропустить. Уно подчеркивает формирование «относительного избытка населения», подчиняющегося как социальным, то есть капиталистическим, так и мальтузианским законам. Растущая производительность неравномерно снижала потребность в рабочей силе, в то время как расширение масштабов неравномерно увеличивало ее, и в процессе работники становились уязвимыми перед современной, индивидуализированной бедностью, как циклической, так и постоянной. Даже в Англии первоначальное накопление не уничтожило надомный труд или женское рабство и не привело к полной дифференциации сельских районов посредством процесса, считающегося экономическим и, следовательно, «естественным». На протяжении веков требовалось грубое вмешательство государства, чтобы добиться такого результата, создать такую «природу» [Уно 1989: 23–33]121.

Все это, однако, было прологом к рассуждениям о проблемах, которые не рассматривал или не мог разрешить Маркс122. «Невозможно, – отмечает Уно, – провести абстрактную индустриализацию» [Там же: 38]. Не стоило даже говорить о «первоначальном накоплении» как таковом. Скорее, о том, каковы были контуры первоначального накопления в отсталых обществах. Каким образом происходило превращение рабочей силы в отсталом государстве в товар – или почему его не было вовсе? Действительно ли установление капиталистического способа производства повлекло за собой разрушение старых социальных форм? Уно, опираясь на опыт Германии и Японии, пришел к выводу, что «проще говоря, даже без применения насильственных средств для обеспечения дифференциации сельских районов было возможно импортировать капиталистический способ производства». Для Уно результат политики, особенно оторванной от теории, заключался не в этом. Немецкие экономические мыслители, выдвигая

Перейти на страницу:

Похожие книги

Синто
Синто

Слово «синто» составляют два иероглифа, которые переводятся как «путь богов». Впервые это слово было употреблено в 720 г. в императорской хронике «Нихонги» («Анналы Японии»), где было сказано: «Император верил в учение Будды и почитал путь богов». Выбор слова «путь» не случаен: в отличие от буддизма, христианства, даосизма и прочих религий, чтящих своих основателей и потому называемых по-японски словом «учение», синто никем и никогда не было создано. Это именно путь.Синто рассматривается неотрывно от японской истории, в большинстве его аспектов и проявлений — как в плане структуры, так и в плане исторических трансформаций, возникающих при взаимодействии с иными религиозными традициями.Японская мифология и божества ками, синтоистские святилища и мистика в синто, демоны и духи — обо всем этом увлекательно рассказывает А. А. Накорчевский (Университет Кэйо, Токио), сочетая при том популярность изложения материала с научной строгостью подхода к нему. Первое издание книги стало бестселлером и было отмечено многочисленными отзывами, рецензиями и дипломами. Второе издание, как водится, исправленное и дополненное.

Андрей Альфредович Накорчевский

Востоковедение
Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников. Монголия XVII — начала XX века
Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников. Монголия XVII — начала XX века

В книге впервые в отечественной науке исследуются отчеты, записки, дневники и мемуары российских и западных путешественников, побывавших в Монголии в XVII — начале XX вв., как источники сведений о традиционной государственности и праве монголов. Среди авторов записок — дипломаты и разведчики, ученые и торговцы, миссионеры и даже «экстремальные туристы», что дало возможность сформировать представление о самых различных сторонах государственно-властных и правовых отношений в Монголии. Различные цели поездок обусловили визиты иностранных современников в разные регионы Монголии на разных этапах их развития. Анализ этих источников позволяет сформировать «правовую карту» Монголии в период независимых ханств и пребывания под властью маньчжурской династии Цин, включая особенности правового статуса различных регионов — Северной Монголии (Халхи), Южной (Внутренней) Монголии и существовавшего до середины XVIII в. самостоятельного Джунгарского ханства. В рамках исследования проанализировано около 200 текстов, составленных путешественниками, также были изучены дополнительные материалы по истории иностранных путешествий в Монголии и о личностях самих путешественников, что позволило сформировать объективное отношение к запискам и критически проанализировать их.Книга предназначена для правоведов — специалистов в области истории государства и права, сравнительного правоведения, юридической и политической антропологии, историков, монголоведов, источниковедов, политологов, этнографов, а также может служить дополнительным материалом для студентов, обучающихся данным специальностям.В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Роман Юлианович Почекаев

Востоковедение
Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников XVIII — начала XX в.
Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников XVIII — начала XX в.

В книге впервые в отечественной науке предпринимается попытка проанализировать сведения российских и западных путешественников о государственности и праве стран, регионов и народов Центральной Азии в XVIII — начале XX в. Дипломаты, ученые, разведчики, торговцы, иногда туристы и даже пленники имели возможность наблюдать функционирование органов власти и регулирование правовых отношений в центральноазиатских государствах, нередко и сами становясь участниками этих отношений. В рамках исследования были проанализированы записки и рассказы более 200 путешественников, составленные по итогам их пребывания в Центральной Азии. Систематизация их сведений позволила сформировать достаточно подробную картину государственного устройства и правовых отношений в центральноазиатских государствах и владениях.Книга предназначена для специалистов по истории государства и права, сравнительному правоведению, юридической антропологии, историков России, востоковедов, источниковедов, политологов, этнографов, а также может служить дополнительным материалом для студентов, обучающихся данным специальностям.

Роман Юлианович Почекаев

Востоковедение