Общественные науки в Японии Новейшего времени. Марксистская и модернистская традиции

инстинктивный, практический аргумент в пользу капитализма как основы современного государства… стремились реализовать на уровне политики первоначальное накопление, которое было предпосылкой и условием английского капитализма, но без объяснения его основного характера.

Следовательно, они должны были потерпеть неудачу, но вместо этого, неожиданно для себя самих, они преуспели. Механизированная крупная промышленность, импортированная Германией в середине XIX века, означала, что капиталистические товарные отношения будут опосредованы и другими секторами, помимо сельского хозяйства [Там же: 33–35; Уно 1981: 374]. Старые классы и земельные отношения столкнутся с постепенным и неравномерным переходом, и политика этого перехода может быть изменчивой. Уно замечает:

Такое положение в сельском хозяйстве является не просто следствием неразвитости капитализма в промышленности отсталых стран. Капитализм, запущенный с помощью механизированной крупной промышленности, имеет собственные специфические законы в отношении населения.

Более высокий органический состав капитала, типичный для импортируемых передовых технологий, влечет за собой частичную пролетаризацию и большой избыток населения, несмотря на значительный рост внутреннего спроса. Отсталое государство должно сдерживать политическую напряженность, порожденную попыткой развития капитализма, и при этом сохранять социальную иерархию в сельской местности, которую нельзя, да и не стоит разрушать; сектор должен играть против сектора, интересы против интересов. «Защита» может осуществляться только «капиталистически и частично»; дифференциация может быть только замедлена или искажена, в то время как компенсация (поглощение рабочей силы), особенно при захвате зарубежных рынков, необходима [Уно 1989: 35, 37–38]123.

Таким образом, внутреннее развитие было не только внутренним делом. Развитие Германии и тем более Японии происходило в новых международных условиях, отмеченных переходом от промышленного капитала к финансовому: сама форма капитала видоизменилась благоприятным для отсталых стран образом, утверждает Уно. «Наверстывание упущенного» стало возможным благодаря концентрации и использованию акционерной системы. В то же время финансовый капитал выдвинул на первый план новые формы «нации» – конкурирующих колонизаторов конца XIX века. В этих обстоятельствах «объединение сельского хозяйства и промышленности на национальной основе, которое было практически невозможно по экономическим причинам, стало абсолютно необходимым по политическим»; отсюда, утверждает Уно, переход к протекционизму (запоздалый в Германии) и стремление к приобретению колоний. По крайней мере, в Германии благодаря десятилетиям быстрого развития на самом деле существовал капитализм, который нужно было защищать. Япония, напротив, наблюдала временное́ пересечение установления капитализма со сдвигом к империализму. Времени на подготовку не было, и поэтому давление, связанное с необходимостью сочетать низкую заработную плату внутри страны с конкуренцией за внешние рынки, было чрезвычайно сильным [Там же: 39–40].

Однако ни в Германии, ни в Японии протекционизм и империализм полностью не устранили дифференциацию и даже не предотвратили укоренение капиталистического воспроизводства, в котором настойчиво сохранялась необходимость к универсализации. Проблема трансформации политики заключается в том, в какой степени может быть заблокирован процесс воспроизводства, а не в том, может ли он быть заблокирован полностью. На этом уровне «закон капиталистического развития», как и пролетариат, не зависит от страны; действительно, развитие первого, как правило, гарантирует появление и развитие второго. И все же, хотя капитализм развивался по одним и тем же законам, «будь то в Англии, довоенной России, Германии или Японии», он должен точно так же проходить через определенные этапы «искажений» или «блокировок». Если и то и другое не выполняется, экономический анализ невозможен и непродуктивен [Там же: 41].