Читаем Общественные науки в Японии Новейшего времени. Марксистская и модернистская традиции полностью

Одно замечание, высказанное Уно мимоходом, заслуживает большего внимания. «Жизненно важно отметить, – утверждает Уно, – что в процессе капиталистического воспроизводства современное национальное государство не обязательно стремится создать сельское хозяйство внутри страны по полностью капиталистическим принципам». Внутреннее сельское хозяйство может быть переведено на экспорт или сокращено за счет пролетаризации, но оно также может сохраниться нетронутым в старых формах, как в Японии. По этой причине «процесс [капиталистического воспроизводства] возможен на постоянной основе только в условиях конфронтации с сельскохозяйственными странами». Но не означает ли это, что развитию этих стран, в свою очередь, будут препятствовать – возможно, намек на «развитие развивающихся»? По этой причине Уно настаивает на том, что «конфронтация с сельскохозяйственными странами» как компонент капиталистического развития «не дает оснований для теории, призывающей к захвату сельскохозяйственных регионов с помощью империализма» [Там же: 40]. Это заявление, вероятно, было адресовано так называемым «марксистам», которые использовали теорию для оправдания японского колониализма, и указывало на значительную, но ранее не обозначенную проблему этого колониализма: его связь с японской императорской системой – тэнно:сэй – и динамикой внешней агрессии.

Почему Уно оставил столь серьезный вопрос на усмотрение аудитории, пусть и умеющей читать между строк? Отчасти, без сомнения, из-за риторической смекалки, приобретенной за период деятельности в «Ко:дза-ха». Тезисы Коминтерна 1932 года, которые легли в основу социального анализа «Ко:дза-ха», призывали к свержению императорской системы. Официальной реакцией, разумеется, было решительное подавление. Но осмотрительность «Ро:но:-ха» не была просто риторической, демонстрируя политическое суждение о том, что институт императора был пережитком, который необходимо смести в ходе грядущей социалистической революции, а не подходящим объектом для анализа. Теория Уно в некотором смысле проводила границу: социальный анализ – это одно, а политическая практика – совсем другое. Как он позже вспоминал:

Мне казалось, что Социалистическая политическая партия само собой будет отрицать императорскую систему. Это не вытекало из моей теории, а было результатом моего смутного понимания социализма. Проблема, с которой нам пришлось столкнуться, заключалась в следующем: почему деревни остались такими же, какими были, и я полагал, что [социалистические] партии должны установить связь [этой проблемы] с проблемой императорской системы. <…> Позже прокуроры использовали это как доказательство того, что я «обманул» их; что ж, с определенной точки зрения это было неизбежно. Но я верил в это с предельной серьезностью. Вот почему я так относился к деятелям и испытывал комплекс из-за них; я твердил себе, что если я в чем-то не понимаю «Капитал», то это из-за какого-то недостатка с моей стороны. Тогда как проблема, в конце концов, заключалась в самом «Капитале» [Уно 1981: 367–368].

В конце концов Уно не просто разработал предварительную теорию для оценки споров о капитализме. Ни эти споры, ни даже «особые формы японского капитализма» не представляли для него особого интереса; вместо этого его интересовали «определения, общие для отсталости», на которых основывались эти «особые» или даже «экстремальные» формы. В свою очередь, Уно рассматривал эти общие определения с точки зрения стадий развития, но само развитие рассматривалось в свете законов или основных принципов капитализма. В 1936 году Уно начал читать лекции по этим принципам одновременно с курсом лекций по политике. Вкратце, в эссе была представлена проблема системы Уно in nuce, не столько системы, кульминацией которой является конъюнктурный анализ, сколько фактически созданной Уно, в значительной степени остававшейся на уровне взаимодействия между основными принципами и теорией стадий124. Как только будет признано, что капитал и империализм возникают, так сказать, из разных измерений, как только будет одобрено их методологическое разделение – что тогда нужно будет делать? Как замечает Сэкинэ:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Синто
Синто

Слово «синто» составляют два иероглифа, которые переводятся как «путь богов». Впервые это слово было употреблено в 720 г. в императорской хронике «Нихонги» («Анналы Японии»), где было сказано: «Император верил в учение Будды и почитал путь богов». Выбор слова «путь» не случаен: в отличие от буддизма, христианства, даосизма и прочих религий, чтящих своих основателей и потому называемых по-японски словом «учение», синто никем и никогда не было создано. Это именно путь.Синто рассматривается неотрывно от японской истории, в большинстве его аспектов и проявлений — как в плане структуры, так и в плане исторических трансформаций, возникающих при взаимодействии с иными религиозными традициями.Японская мифология и божества ками, синтоистские святилища и мистика в синто, демоны и духи — обо всем этом увлекательно рассказывает А. А. Накорчевский (Университет Кэйо, Токио), сочетая при том популярность изложения материала с научной строгостью подхода к нему. Первое издание книги стало бестселлером и было отмечено многочисленными отзывами, рецензиями и дипломами. Второе издание, как водится, исправленное и дополненное.

Андрей Альфредович Накорчевский

Востоковедение
Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников. Монголия XVII — начала XX века
Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников. Монголия XVII — начала XX века

В книге впервые в отечественной науке исследуются отчеты, записки, дневники и мемуары российских и западных путешественников, побывавших в Монголии в XVII — начале XX вв., как источники сведений о традиционной государственности и праве монголов. Среди авторов записок — дипломаты и разведчики, ученые и торговцы, миссионеры и даже «экстремальные туристы», что дало возможность сформировать представление о самых различных сторонах государственно-властных и правовых отношений в Монголии. Различные цели поездок обусловили визиты иностранных современников в разные регионы Монголии на разных этапах их развития. Анализ этих источников позволяет сформировать «правовую карту» Монголии в период независимых ханств и пребывания под властью маньчжурской династии Цин, включая особенности правового статуса различных регионов — Северной Монголии (Халхи), Южной (Внутренней) Монголии и существовавшего до середины XVIII в. самостоятельного Джунгарского ханства. В рамках исследования проанализировано около 200 текстов, составленных путешественниками, также были изучены дополнительные материалы по истории иностранных путешествий в Монголии и о личностях самих путешественников, что позволило сформировать объективное отношение к запискам и критически проанализировать их.Книга предназначена для правоведов — специалистов в области истории государства и права, сравнительного правоведения, юридической и политической антропологии, историков, монголоведов, источниковедов, политологов, этнографов, а также может служить дополнительным материалом для студентов, обучающихся данным специальностям.В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Роман Юлианович Почекаев

Востоковедение
Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников XVIII — начала XX в.
Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников XVIII — начала XX в.

В книге впервые в отечественной науке предпринимается попытка проанализировать сведения российских и западных путешественников о государственности и праве стран, регионов и народов Центральной Азии в XVIII — начале XX в. Дипломаты, ученые, разведчики, торговцы, иногда туристы и даже пленники имели возможность наблюдать функционирование органов власти и регулирование правовых отношений в центральноазиатских государствах, нередко и сами становясь участниками этих отношений. В рамках исследования были проанализированы записки и рассказы более 200 путешественников, составленные по итогам их пребывания в Центральной Азии. Систематизация их сведений позволила сформировать достаточно подробную картину государственного устройства и правовых отношений в центральноазиатских государствах и владениях.Книга предназначена для специалистов по истории государства и права, сравнительному правоведению, юридической антропологии, историков России, востоковедов, источниковедов, политологов, этнографов, а также может служить дополнительным материалом для студентов, обучающихся данным специальностям.

Роман Юлианович Почекаев

Востоковедение