Читаем Общественные науки в Японии Новейшего времени. Марксистская и модернистская традиции полностью

Легализация и узаконивание левой политики после 1945 года, возможно, избавили Уно от его «комплекса практики», но шансы на погружение в социалистическую политику были невелики. С одной стороны, Сакисака уже давно поступил так, что, возможно, дало Уно опосредованное ощущение политической вовлеченности. С другой стороны, хотя Уно и не совершил того многолетнего политического и духовного паломничества, которое привело Каваками Хадзимэ к вступлению в партию в возрасте шестьдесяти лет, понимание Маркса у Уно было гораздо более глубоким. Для него драматическая перестройка японской политики принесла новое общественное одобрение, размеренный образ жизни и возможность работать в доброжелательной атмосфере. Результатом стало завершение его основных работ, сначала «Кэйдзай гэнрон», а затем «Кэйдзай сэйсакурон», и оформление его системы как таковой. «Кэйдзай гэнрон» – это переписывание, перевод «Капитала». Полушутя мы могли бы сказать, что он имеет такое же отношение к «Капиталу», как «перевод» Артура Уэйли к «Повести о Гэндзи» (1935). Эти «переводы» непохожи на оригиналы; голоса совершенно другие, и все же интеллектуально оригиналы оказывают магнетическое воздействие на своих «переводчиков», формируя их ви́дение жизни и общества. Безусловно, «Гэндзи» Уэйли никогда бы не появился без кружка Блумсберри. Но что еще важнее, на Западе не было бы никакой «Японии», если бы Уэйли не увлекся Гэндзи. Точно так же текст Уно никогда бы не появился без влияния Исторической школы экономики и межвоенных споров о капитализме. Если бы Уно не тянуло к «Капиталу», не было бы чистого капитализма с его всепорождающей структурой и мощной диалектикой с «нечистой» историей.

Зачем переписывать «Капитал»? Вопрос не такой простой, каким может показаться. Переписать, чтобы противопоставить чему? Дополнению, которое, как считалось, составил Гильфердинг? Критике за внутреннюю противоречивость Ойген фон Бем-Баверка, от которой он в итоге отказался? Фундаменталистская экзегеза явно отсутствовала. Но с этим нужно было что-то делать. Проведенный Уно анализ дифференциации сельских районов учитывал тот факт, что по состоянию на конец XIX века капитализм не везде приводил к полному разрушению старых общественных форм; в эссе 1946 года «Организованный капитализм и демократия» основное внимание уделялось его массовой концентрации и государственному вмешательству. Обе эти работы служили примерами конъюнктурного анализа, хотя и в форме эссе. Это были трактовки истории. Но был ли «Капитал» историей? Для Уно ответ был отрицательным. Капитализм, безусловно, был продуктом (и производителем) истории, однако обособленность и процесс первоначального накопления оказались случайными последствиями конкуренции между английской и континентальной шерстяной промышленностью, они привели к капитализму только в Англии и потребовали от государства решительных действий по устранению серьезных препятствий для функционирования рыночной системы, среди которых была и прежняя политика самого государства [Uno 1980: xxvi, 17; Уно 1974ф, 2: 9, 35]. Его относительный успех заложил новую «стартовую линию» для будущей международной конкуренции; отныне все делились на первопроходцев и последователей (среди отраслей и секторов промышленности, а также наций в целом). Однако тот факт, что Англия была «первой», сам по себе не имел значения; ключевыми были глубина, размах и показательная сила трансформации общественных взаимоотношений, которая была связана со «скачком вперед» в производственных технологиях.

В своей форме середины XIX века капитализм достиг беспрецедентной степени приближения к чистому, ничем не ограниченному функционированию. Впервые в обществе доминировали товарно-экономические отношения. Человеческие отношения были упрощены и овеществлены до такой степени, что «экономика», или основа (базис), могла функционировать как автономная, самодостаточная, саморазвивающаяся и самосохраняющаяся система, которая является субъектом или объектом сама по себе [Uno 1980: xix, 16, 25; Уно 1974ф, 2: 5, 35–36, 41]126. Как таковая, она требовала минимального юридического аппарата; или, возможно, более точным будет сказать, что использование государственной власти на стадии либерального капитализма было направлено на поддержание рынка внутри страны и создание новых за рубежом. Таков был процесс, описанный в исторических разделах первого тома «Капитала».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Синто
Синто

Слово «синто» составляют два иероглифа, которые переводятся как «путь богов». Впервые это слово было употреблено в 720 г. в императорской хронике «Нихонги» («Анналы Японии»), где было сказано: «Император верил в учение Будды и почитал путь богов». Выбор слова «путь» не случаен: в отличие от буддизма, христианства, даосизма и прочих религий, чтящих своих основателей и потому называемых по-японски словом «учение», синто никем и никогда не было создано. Это именно путь.Синто рассматривается неотрывно от японской истории, в большинстве его аспектов и проявлений — как в плане структуры, так и в плане исторических трансформаций, возникающих при взаимодействии с иными религиозными традициями.Японская мифология и божества ками, синтоистские святилища и мистика в синто, демоны и духи — обо всем этом увлекательно рассказывает А. А. Накорчевский (Университет Кэйо, Токио), сочетая при том популярность изложения материала с научной строгостью подхода к нему. Первое издание книги стало бестселлером и было отмечено многочисленными отзывами, рецензиями и дипломами. Второе издание, как водится, исправленное и дополненное.

Андрей Альфредович Накорчевский

Востоковедение
Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников. Монголия XVII — начала XX века
Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников. Монголия XVII — начала XX века

В книге впервые в отечественной науке исследуются отчеты, записки, дневники и мемуары российских и западных путешественников, побывавших в Монголии в XVII — начале XX вв., как источники сведений о традиционной государственности и праве монголов. Среди авторов записок — дипломаты и разведчики, ученые и торговцы, миссионеры и даже «экстремальные туристы», что дало возможность сформировать представление о самых различных сторонах государственно-властных и правовых отношений в Монголии. Различные цели поездок обусловили визиты иностранных современников в разные регионы Монголии на разных этапах их развития. Анализ этих источников позволяет сформировать «правовую карту» Монголии в период независимых ханств и пребывания под властью маньчжурской династии Цин, включая особенности правового статуса различных регионов — Северной Монголии (Халхи), Южной (Внутренней) Монголии и существовавшего до середины XVIII в. самостоятельного Джунгарского ханства. В рамках исследования проанализировано около 200 текстов, составленных путешественниками, также были изучены дополнительные материалы по истории иностранных путешествий в Монголии и о личностях самих путешественников, что позволило сформировать объективное отношение к запискам и критически проанализировать их.Книга предназначена для правоведов — специалистов в области истории государства и права, сравнительного правоведения, юридической и политической антропологии, историков, монголоведов, источниковедов, политологов, этнографов, а также может служить дополнительным материалом для студентов, обучающихся данным специальностям.В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Роман Юлианович Почекаев

Востоковедение
Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников XVIII — начала XX в.
Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников XVIII — начала XX в.

В книге впервые в отечественной науке предпринимается попытка проанализировать сведения российских и западных путешественников о государственности и праве стран, регионов и народов Центральной Азии в XVIII — начале XX в. Дипломаты, ученые, разведчики, торговцы, иногда туристы и даже пленники имели возможность наблюдать функционирование органов власти и регулирование правовых отношений в центральноазиатских государствах, нередко и сами становясь участниками этих отношений. В рамках исследования были проанализированы записки и рассказы более 200 путешественников, составленные по итогам их пребывания в Центральной Азии. Систематизация их сведений позволила сформировать достаточно подробную картину государственного устройства и правовых отношений в центральноазиатских государствах и владениях.Книга предназначена для специалистов по истории государства и права, сравнительному правоведению, юридической антропологии, историков России, востоковедов, источниковедов, политологов, этнографов, а также может служить дополнительным материалом для студентов, обучающихся данным специальностям.

Роман Юлианович Почекаев

Востоковедение