Поэтому неудивительно, что Уно тянуло к социализму, сначала как к чему-то скандальному, запретному и «страшному» – особенно к анархистскому социализму, заложенному Осуги Сакаэ (1885–1923). Такой социализм был также устойчив к авангардизму, партийному централизму и «иностранному» господству. Хотя Уно неоднократно и вполне оправданно обосабливался от «Ро:но:-ха» в политическом смысле, он явно не изменял своим ранним склонностям и привязанностям. Вместо того чтобы командовать или подчиняться, он предпочитал спорить. По его словам, в его мышлении сохранились следы анархо-синдикализма: влечение к образу жизненной силы и героизма рабочих, убежденность в том, что самое большее, что может сделать интеллектуал, – это привести рабочих к осознанию того, чего они даже спонтанно способны достичь [Уно 1981: 50–56]114
. Суть, однако, заключалась в том, что проведение и этой работы было необходимым. В этом смысле антиинтеллектуализм был непростителен.Подобные соображения, по-видимому, вызвали у Уно особый интерес к «Капиталу» еще до Октябрьской революции. Чтение социалистического журнала «Син сякай» заставило его осознать «величественную» фигуру Маркса. Но он понял, что нужно противостоять не только Марксу-человеку, но и Марксу-тексту. Если Уно не мог стать деятелем, «настоящим» марксистом или социалистом, то он был переполнен решимости не превратиться в простого комментатора, который ложно считает себя марксистом. К таким людям Уно испытывал презрение [Там же, 2: 82, 102, 107].
Впервые Уно прочитал «Капитал» на немецком языке в Германии, тот факт, что он изучал экономику в Токийском Императорском университете, который он окончил в 1921 году, никак не помог ему в процессе чтения этой книги. Прежде чем отправиться в долгое путешествие осенью 1922 года, он несколько лет проработал в Институте Охары, но был разочарован тем, что у него не оставалось времени на чтение для себя. На борту корабля он прочитал «Азбуку коммунизма» Николая Бухарина и Евгения Преображенского (1919), несмотря на предупреждения белого русского эмигранта о том, что это «очень плохая книга». Уно, недавно женившийся и получивший от отца десять тысяч иен, два года провел в Берлине исключительно за чтением: «Капитала», трудов Ленина об империализме и критики Карла Каутского, ежедневных социалистических и коммунистических газет. А также он слушал и наблюдал, посещал партийные митинги, делился опытом, информацией и знакомствами с другими японцами в Берлине.
Уно вернулся в Японию через Лондон и Марсель без каких-либо перспектив карьерного роста, уволившись из Института Охара еще в Германии115
. Вскоре ему посчастливилось получить место в Императорском университете Тохоку, где он читал лекции по экономической политике. Он мало что знал об этом предмете и относился к нему скептически, поскольку тот вызывал ассоциации с немецкой исторической школой и Sozialpolitik. Уно читал работы неокантианцев Генриха Риккерта и Соды Киитиро, чтобы избежать ловушек вульгарного марксизма, но к работам Вебера он относился достаточно холодно. Возможно, потому, что собственный возникающий синтез стадий развития Уно имел близкое сходство с идеальными типами Вебера. Аргумент Уно состоял в том, что без опоры на основные принципы, абстрагированные от реального капитализма ради обеспечения основы для объективности, идеальные типы Вебера просто «плавали» во времени, склонные ко всякого рода субъективизму. Что касается Фридриха Листа, то Уно должным образом признавал влияние его идей о защите зарождающихся отраслей промышленности и о тарифах. Но он счел теорию стадий Листа, особенно его идеал заключительной стадии, в которой гармонично сочетались сельское хозяйство, торговля и промышленность, не более чем слабой попыткой рационализации этой политики. И поскольку Лист не мог объяснить, «почему переход от сельскохозяйственной стадии к индустриальной происходил через развитие капиталистической товарной экономики», его «вряд ли стоило воспринимать всерьез» как политэконома116.Это не означает, что Уно игнорировал исторические различия или обстоятельства. Безусловно, верно, что в долгосрочной перспективе Уно бо́льшую часть своей научной карьеры занимался «чистым капитализмом» именно для того, чтобы подчеркнуть его уникальность и быстротечность как общественной формации. Более того, Уно придавал большое значение различиям в историческом развитии, заявив (в «Принципах политической экономии»), что «конечной целью» политэкономии является проведение эмпирического анализа «фактического состояния капитализма либо в мире в целом, либо в каждой отдельной стране». Для Уно понятие стадии было незаменимо как средство детализации, которое позволяло соотнести «чистое» с «фактическим» и наоборот117
.