Общественные науки в Японии Новейшего времени. Марксистская и модернистская традиции

Далее речь заходит о политических суждениях и «организованной практике социалистических движений». Как предположил сам Уно, это был огромный скачок. Можно ли формировать, развивать и направлять суждения только с помощью научных знаний? Именно в этом вопросе Уно подвергся наиболее резкой, хотя и уважительной критике со стороны философа-марксиста Умэмото Кацуми и Маруямы Масао, безусловно, самого важного либерального (или леволиберального) политического мыслителя послевоенной эпохи. Оба в соответствующих областях представляли позиции, которые мы могли бы назвать позициями «неприсоединения»: Умэмото покинул Коммунистическую партию в 1960 году после десяти лет членства; Маруяма никогда не вступал ни в какую партию. Допуская расхождения во мнениях по многим пунктам, и Умэмото, и Маруяма считали, что Уно слишком склонен рассматривать идеологию только как препятствие на пути к знаниям, отказывая ей в какой-либо позитивной, конструктивной роли. Для Маруямы, который придавал большое значение мотивирующей силе «этоса» в понимании социального действия, было особенно проблематично рассматривать это в качестве подхода к анализу капитализма. Умэмото отверг предложенное Уно сочетание «идеологии» с «мышлением», которое одновременно отрицало последнее и продвигало концепцию практической жизни, в которой все суждения были получены из науки. На самом деле Уно не верил в такую возможность, но правильное замечание Умэмото было принято к сведению [Маруяма и др. 1983б: 261–303].

Система Уно подталкивала социалистов к действиям, к прыжку, и будто говорила им: «Теперь все зависит от вас», но не давала при этом никаких гарантий успеха. Был ли он сам ответственен за это? Нет, он просто был честен и отказывался давать ложные обещания о необходимом прорыве. Но продержался бы марксизм без моральной теории, личного «принципа надежды»? Нет, и заметная решимость Уно защитить марксистскую политэкономию от сталинской деградации была доказательством необходимости такого принципа. Уно заботился о перспективах социализма, понимая при этом, что «некоммерциализированная рабочая сила все еще может быть подвергнута внеэкономическому принуждению» [Sekine 1980: 158]145. Во имя науки он отвергал как экономический детерминизм, так и авангардизм и революционный катастрофизм, которые были не более чем его зеркальными отражениями. Именно по этой причине Уно следовало бы менее пренебрежительно относиться к «ревизионизму» Бернштейна и «идеализму» Вебера. Возможно, та же интеллектуальная традиция, которая уберегла Уно от «заурядного марксизма» и привела его к систематизации, могла бы поделиться с ним и представлением о сфере этики – близкой соседке практики, на которую он сделает ставку в будущем. В конечном счете марксизму нужна была не лучшая наука, а лучшая этика.

Глава 5 Конец школы? Школа Уно знакомится с японским капитализмом

Рассказывать об Уно Кодзо – значит также рассказывать и о школе экономики, или политэкономии, которая развивалась под влиянием его идей. Этот рассказ разворачивается на фоне послевоенных лишений, восстановления экономики и взлета капитализма, который этой школе пришлось объяснять, а также представляет собой историю драматического слияния и академического превосходства, растущего догматизма, смены парадигмы и в конечном счете разложения. В этом смысле траектория школы Уно является одновременно примером истории общественных наук и эпизодом из интеллектуальной истории марксизма.

Политэкономия школы Уно, согласно недавней формулировке Фурихаты Сэцуо, была одним из трех доминирующих направлений послевоенных японских общественных наук, наряду с политологией Маруямы Масао и экономической историей Оцуки Хисао146. На первый взгляд, различие между двумя последними кажется несколько незначительным по сравнению с пропастью, отделяющей их от марксистской экономики Уно. Маруяма был и историком, и политологом; помимо различий в тематике с Уно, Маруяму и Оцуку объединяла тенденция прослеживать генеалогии – «современной» мысли в Японии или «действительно революционного» капитализма мелких производителей в Европе. Они искали свою идеальную этически обоснованную модель человеческой субъектности в условиях массового краха институтов и иррациональности, которые, по их мнению, сделали военное поражение Японии неизбежным. Тем не менее можно утверждать, что модель капитализма Уно как самоактивирующегося, самоподдерживающегося субъекта/объекта познания была, по сути, объективистским, структурным отображением того же человеческого субъекта, который был основным объектом исследования так называемой модернистской общественной науки. Таким образом, капитализм Уно в целом соответствовал тенденции этого движения искать чистый, но при этом исторически обоснованный «тип» для формирования научного представления об обществе и изменениях в нем.