Общественные науки в Японии Новейшего времени. Марксистская и модернистская традиции

Напомним, что «трехэтпный анализ» – это краткое описание системы Уно, которая состояла из «основных принипов» (гэнрон) «чистого капитализма»; «теории стадий» (данкайрон), которая предполагала тройную периодизацию меркантилистской, либеральной и империалистической стадий капиталистического развития; и «гэндзё: бунсэки» – «эмпирического анализа текущего состояния капитализма либо в мире в целом, либо в каждой отдельной стране» [Uno 1980: xxii–xxiii, xxvii]149. Уно считал последний уровень анализа, который включал основные принципы, опосредованные теоретико-стадийными соображениями, «конечной целью… к которой можно применить политэкономию». Хотя в течение десяти лет после 1945 года он выпускал том за томом – «Катирон» (1947), «Но:гё: мондай дзёрон» (1947), «Сихонрон-но кэнкю:» (1948), «Кэйдзай гэнрон» (1950–1952), «Кё:ко:рон» (1953) и «Кэйдзай сэйсакурон» (1954; 1971), – лишь в нескольких разрозненных статьях Уно смог продемонстрировать интеллектуальную (или, как он предпочел бы выразиться, «научную») суть, или потенциал эмпирического анализа, к которому он призывал. Период его наибольшей продуктивности совпал с расцветом марксизма в послевоенной японской жизни; этот расцвет, в свою очередь, был обусловлен очевидной неубедительностью перспектив восстановления японского капитализма после разрушительной войны и поражения. К тому моменту, когда Уно опубликовал свои основные работы по теории циклических кризисов и по экономической политике в отношении со стадиями капиталистического развития, экономика Японии находилась на стадии перехода от долгожданного восстановления к ранней фазе того, что станет самым поразительным периодом роста. Вряд ли это означает, что его система или даже ее аскетически отложенная цель – создание современного общества, отказавшегося от коммерциализации общественных отношений, – быстро устарели. Действительно, согласованность и смелость проекта Уно, хотя и незавершенного, привлекли к его системе буквально сотни адептов, особенно среди экономистов, связанных с Токийским университетом, куда Уно перешел вскоре после окончания войны. Так, участниками школы Уно стали: Судзуки Коитиро, Оути Цутому, Осима Киёси, Ватанабэ Хироси, Таманои Ёсиро, Хидака Хироси, Оути Хидэаки, Сакураи Цуёси, Ивата Хироси, Ито Макото, Сибагаки Кадзуо, Сэкинэ Томохико, Баба Хиродзи, Фурихата Сэцуо и многие другие. Эти ученые, в свою очередь, обучали своих студентов, так что в течение двух десятилетий, с середины 1950-х по середину 1970-х годов, марксистская экономическая теория в Японии стала доминировать или, по крайней мере, обрела выраженную академическую «индивидуальность» в школе Уно; эта позиция гарантировалась путем институционализации обязательных курсов по марксистской экономике (марукэй) до появления современной экономики на университетских кафедрах150.

Заслуживает упоминания еще один аспект влияния школы в период ее расцвета. То сочетание демонстративного антисталинизма (Сталин изображался как преднамеренно искажающий марксизм) с мощным стремлением к систематизации, которое обеспечило экономике Уно ее академическую достоверность, возможно, также сделало ее привлекательной для членов радикального студенческого движения и левой фракции Социалистической партии. Как и в случае с модернизмом Маруямы и Оцуки, испытательным полигоном для перехода от теории к практике стало движение 1960 года против японо-американского Договора о безопасности и его последствия. Интригующий, но, на наш взгляд, не особенно выдающийся рассказ о роли экономической школы Уно принадлежит литературному критику Каратани Кодзину, который начал академическую карьеру в качестве радикально настроенного студента экономики Токийского университета; в 1960 году первокурсник Каратани вступил в Коммунистическую лигу («Кё:сансюгися до:мэй»), иначе известную как «Бунд».