Обсидиановая бабочка Ицпапалотль

Зал с монументами остался позади, дальше была лестница, спиралью уходящая наверх и приводящая в другой зал. Своды здесь были покрыты узорами, вырезанными прямо в камне. А стены пестрели от надписей и совершенно непонятных барельефов абстрактного содержания. В этом зале как будто ночевала целая орава туристов, разбросавшая свои вещи где только можно. На полу валялись спальники, чайники, скомканные карты, треноги с прожекторами (которые никто не включал), прогоревшие факелы и так далее. Бивак был давным давно покинут и, если присмотреться, то можно было определить, что возник он тут не одномоментно. Люди приходили сюда поодиночке, или маленькими группами, а затем погибали при неизвестных обстоятельствах.

Василий был несказанно счастлив, увидев столько иероглифов и рун на стенах. Он тут же поспешил заняться их изучением. Оставшиеся члены группы разбрелись по залу. Боцман нашёл факел, пригодный к использованию и зажёг его от факела старика.

— Опять покойники, — печально произнёс он, осветив среди брошенных вещей высохшие человеческие тела. — Странно, что запаха нет.

— Выветрился, — ответил Элекен, подойдя к нему. — Здесь хорошая вентиляция. Воздух не застаивается.

— Что их всех убило? Как думаешь?

— Не знаю, Боц. Понятия не имею. Брось волноваться. У нас есть оружие, если что.

— Да ты погляди, сколько оружия вокруг валяется. Им даже не воспользовались. Или не успели. Вот, холера. Проклятое местечко.

— Меня смущает другой факт. Почему в этот уникальный археологический памятник лезли не археологи, а всякая шваль? Народу сюда пришло порядочное количество. Всё засрали, всё замусорили, и сдохли. А вот учёных среди этого сброда я что-то не вижу. Хотя именно им в первую очередь следовало бы совершать сюда хадж, — сказал Элекен.

— Были учёные. Ты просто невнимательно смотришь, Алик, — Боцман указал ему факелом. — Вон, гляди, очкарик валяется, и вон. Оборудование какое-то, явно не для битвы с драконом. Спектрометры что ли? Бумажки, вон, разбросаны, с иероглифами. Переписывали их видимо.

— Ты прав. Теперь я тоже их разглядел. Что же это получается? Билет сюда — только в один конец? Все входили и никто не выходил?

— Получается так.

— И городок, что внизу, привлекал сугубо самоубийц?

— Нет. Если верить данным, что я успел накопать в Зунопедии, большая часть экстремалов, прибывавших сюда, довольствовалась исключительно подъёмом на Пернатого Змея. И то не высоко, а примерно до середины. Потом они сразу спускались вниз с полными штанами впечатлений и шли бухать в местные забегаловки. Некторые, так и вообще к горе не приближались, а фоткали её издалека, параллельно покупая сувениры. Наиболее упорных лазутчиков были единицы. И уж совсем мало кто добирался до этой чёртовой трещины. По статистике здесь погибал каждый пятидесятый турист. Вот во время извержения народу погибло много и сразу, это да. На этом, собственно, туризм на Хундхёлле прекратился, вместе с местной жизнью как таковой.

— Познавательно, — кивнул Элекен.

Тем временем, Василий Лоурентийский продвигался с факелом вдоль испещрённой надписями стены.

— Высший Разум! Да здесь есть всё. Мы столетиями «обсасывали» руафилхский камень, изучая его смыслы, а тут всё это уже давно изучили и изложили.

— Что ты имеешь в виду, старый друг? — спросила наблюдавшая за ним Лиша.

— Они всё время знали. Знали о будущем. У нас на расшифровку пророчества ушла целая эпоха, а они сумели его расшифровать за считанные годы. И они всё сберегли здесь. Именно здесь. Почему? Потому что знали, что она появится где-то поблизости. Они её предвидели. Обсидиановую бабочку. И то, что было до неё, и то, что будет после. Чем всё начнётся и чем всё закончится. Ох, мой друг, преподобный Леглан, видел бы ты всё это! Узрел бы то, что открылось пред моими очами!

— Здесь сказано, как победить бабочку?

— Да! Но вергальды изъяснялись витиевато, не так как мы. Возьми неудобоваримый диалект руафилхов, наложи на него вергальдскую иносказательность и получишь совершенную путаницу. Если бы не наши изыскания, я бы здесь вообще ничего не понял. Но я слишком долго изучал все эти вопросы. Поэтому кое-что понять здесь могу. Ведь это, по-сути, тот же крильфский камушек, только подробно расписанный, разложенный по полочкам. Вот, видишь эту строчку, о-лучезарная? «Одна покажет путь, вторую уничтожив». А вот, смотри. Всюду повторяется одно и то же слово «лора, лора, лора». «Лора» — это «Земля». Здесь говорится о гибели и возрождении. И ещё о цветах. «Жёлтая, Лиловая, Алая, Белая». А вот здесь сказано: «Будут цветы и будут девы. Не все цветы — девы. Не все девы — люди. Не все люди — цветы».

— Я не могу понять, что это означает, — призналась Лиша.

— Я пока тоже. Но чувствую, что это что-то близкое. Элементарное. Ведь цветы — это невесты из пророчества Менхар-Филаха. Поэтому их и называют девами, — сказал Василий.

— Жёлтый цветок — Ольга Вершинина, лиловый — Ицпапалотль. Кто такие «алая» и «белая» — мы пока что не знаем, — Лиша задумчиво положила подбородок на кулак. — Там есть какие-нибудь подсказки на этот счёт?